Двенадцать часов тьмы (Врата Анубиса - 2)
Шрифт:
– Вы сделаете это, ибо это последний их приказ, который вам предстоит исполнить, и потому что, если вы ослушаетесь, это может спугнуть их, а нам нужно взять их тепленькими, - и еще потому что, если вы изловите им этого парня, они будут так заняты им, что нам не составит труда прикончить обоих.
– Этот парень, которого нам надо взять, часом, не тот ли, что вышвырнул Нормана в окошко у "Двухголового лебедя"?
– спросил один.
Керрингтон прикусил губу - он надеялся, что они не свяжут новое поручение с тем случаем.
– Тот самый, но тогда вы просчитались, решив...
– А они просчитались, решив связаться с ним, - добавил человек.
– А на этот раз вы возьмете
– И если мы разыграем все как задумано, нынче ночью в Крысином Замке будет праздник.
– Аминь!
– подытожил другой громила.
– Пора идти - он уже на этом дурацком собрании писак.
Шестеро исчезли в переулке, и Керрингтон вернулся в дом. На кухне, освещенной красным огнем из плиты, никого не было. Он затворил за собой дверь, и в помещении воцарилась тишина, нарушаемая только далекими стонами и плачем. Керрингтон сел на табуретку и взял с полки флягу холодного пива.
Он сделал добрый глоток, закупорил флягу, поставил ее на место и встал. Пора, пожалуй, вернуться в главный зал, пока клоун не заинтересовался, с чего он так задерживается.
Направляясь к внутренней двери, он миновал сточную решетку, и стоны стали громче. Он задержался и брезгливо заглянул в темную дыру, которая вела к нижним темницам и подземной реке. Интересно, подумал он, с чего это клоунские Ошибки так раздухарились сегодня? Может, прав был старый Данги и эти твари могут немного читать чужие умы, вот и забеспокоились, почуяв наш сегодняшний заговор? Он склонил голову набок, пытаясь услышать бас Большого Кусаки единственного из Ошибок, на которого стоило обращать внимание, однако тот молчал. "Ну, детка, - беспокойно подумал Керрингтон, - если ты и пронюхал наши планы, держи язык за зубами, тем более они у тебя всем зубам зубы".
Он пошарил по сторонам, наткнулся на деревянную лоханку, заваленную картофельными очистками, и закрыл ею отверстие, хотя бы на время заглушив звуки из подземелья.
Он отворил дверь в зал как раз в минуту, когда певучий голос Хорребина воззвал:
– Керрингтон! Где тебя черти носят?
– Я здесь, ваша честь!
– откликнулся Керрингтон, выйдя вперед и стараясь, чтобы его голос звучал естественно.
– Задержался на кухне пивка попить.
Клоун, напоминавший чудовищного паука, наспех слепленного из сладкой тянучки, покачивался взад-вперед на своих качелях, в то время как Ромени, или Романелли, или как его там развалился в кресле на колесах - ни дать ни взять огромные детские ходунки - и огни святого Эльма ярко светились на его конечностях.
– Надеюсь, они вышли?
– спросил Хорребин.
– Вышли.
– Ты дал им приказ сделать все без шума?
– вмешался Романелли.
Керрингтон смерил его холодным взглядом.
– Они взяли его для вас в прошлый раз, возьмут и в этот.
Романелли нахмурился, потом расслабил лицо, словно решив не обращать внимания на ерундовое нарушение субординации.
– Ступай вниз, в старую лабораторию, - приказал он.
– Проследи, чтобы все было готово к операции.
– Есть!
– Керрингтон, повернувшись, вышел, и его башмаки загрохотали по коридору и по лестнице.
– Почему бы тебе тоже не сходить?
– спросил Романелли у клоуна.
– Я только оттуда!
– запротестовал клоун.
– И потом, нам с вами надо прояснить пару моментов. У нас с вашим ка имелась договоренность: я...
– Он мертв, а со мной у тебя нет никаких договоренностей. Ступай.
Хорребин промолчал, потянулся за своими ходулями, выбрался из качелей и встал, пошатываясь, в центре комнаты.
– Вы прекрасно знаете, что...
– Ступай!
– повторил Романелли. Он прикрыл
Стук ходулей Хорребина стих вдали. Романелли глубоко вздохнул.
Его время истекало слишком быстро - теперь он весил всего тридцать фунтов, но он знал, что ему не сравняться силой с Мастером: он либо утратит контроль над своими членами, либо просто распадется на куски задолго до того, как стряхнет с себя оковы земного притяжения. Так что полет на Луну ему заказан.
Он передернул плечами, пытаясь припомнить, знает ли он чародеев, сильных физически и при этом обладающих достаточной магической силой, - эти два качества неважно сочетались, подобно тому как плохо сочетаются одинаковые полюса магнитов. Был, конечно, этот Ибрагим, что ухитрился врасти ногами в камень в закрытом поместье неподалеку от Дамаска и менял судьбы, предсказывая их, - впрочем, и он делал это только в полнолуние, и при этом его руки и волосы тянулись к ночному светилу, что производило большое впечатление на клиентов, - до тех пор, пока один из них, судя по всему недовольный предсказанной ему судьбой, не вытащил меч и не перерубил ему ноги выше колен, так что обрубок с воплем взмыл в небо и исчез. Имелась еще краткая запись в одной из утерянных инкунабул о каком-то древнем маге, что оторвался раз от земли в Тиране, и его видно было в небе еще несколько дней - он плакал и размахивал руками. Должно быть, не лгали старинные предания о том, что, прежде чем стать символом пустоты, Луна была когда-то заселена.
Романелли вспомнил, как, наблюдая за малопривлекательной процедурой расчистки Баб-эль-Азаб, он услышал на юге далекий пушечный выстрел. Он хотел было дать албанцам приказ изготовиться к отражению ответной атаки мамелюков, однако никакой стрельбы не последовало, а забравшись на дозорную башню, он не увидел и следа наступавших войск. И только поздно вечером он услышал рассказ старого феллаха о том, как после заката в небе над Старым Каиром пролетел старик... Он поспешил к дому Мастера и застал его разрушенным и пустым - если не считать разбитых ушабти и покалеченного привратника...
От привратника он узнал, что все это дело рук Брендана Дойля, сбежавшего от них еще в октябре, а на следующий день выяснил, что Дойль покинул Египет на борту идущего в Англию парусника "Фаулер", записавшись в книге пассажиров под именем Вильяма Эшблеса. Романелли оставил должность личного лекаря Мохаммеда Али и отплыл в Англию следующим же кораблем. Свистя на корме до онемения губ капитан несколько раз приказывал ему прекратить это безобразие, - ему удалось пару раз вызвать на несколько часов Шеллинджери: конечно, им было далеко до скорости "Чиллико" по дороге на юг, и все же Романелли смог сойти на берег в Лондоне в субботу, то есть позавчера, а корабль Дойля-Эшблеса не ожидался раньше этого утра.
И эти сорок восемь часов доктор Романелли не сидел сложа руки. Он узнал, что его жертва, помимо всего прочего, должна посетить под именем Эшблеса литературный вечер у издателя Джона Мерри и чуть не силой заставил клоуна-чародея Хорребина послать своих скотов следить за Эшблесом всюду, где тот появлялся, похитить его и доставить в Крысиный Замок сразу по выходе того из конторы Мерри.
"И когда они доставят его сюда, - думал Романелли, с трудом дыша, - я выжму из него все до последней капли. Я узнаю от него достаточно о путешествиях сквозь время, чтобы делать это самому. Я прыгну в те времена, когда я еще был здоров и силен, и скажу себе, молодому, чтобы в той или иной ситуации вел себя по-другому, с тем чтобы в понедельник, второго апреля 1811 года, я не был бы дрожащей, истекающей кровью развалиной".