Двенадцать человек - не дюжина
Шрифт:
— Ну так вот, — продолжала свой рассказ тётя Фелицита, — и потому наша касса оказалась почти совсем пустой. Я уж думала, что на этот раз придётся нам отказаться от всех наших прекрасных замыслов… Но тут вдруг я получила от моли двести шиллингов…
Дедушка Херинг и Фриц вылезли из-под стола и, тщательно отряхнув брюки, сказали в один голос:
— Крышечка от горчицы, как видно, закатилась под печь!
— Вы, наверно, там под столом ничего не слушали? — спросила тётя Фелицита.
— Нет,
— Очень просто, — сказала тётя Фелицита, — я рассовывала мешочки с нафталином по карманам зимних вещей, чтобы их моль не съела. И вдруг нахожу в кармане моего зелёного зимнего пальто двести шиллингов. Здорово, правда?
— Конечно, — согласился дедушка Херинг.
В кухне снова наступила тишина.
Наконец тётя Фелицита сказала:
— Ну, дедушка Херинг, ты обдумал? Сделаешь завтра исключение?
— Никак не выходит, — глухим голосом ответил дедушка Херинг.
— К сожалению, — поддержал его Фриц.
И раньше чем кто-либо успел задать ещё какой-нибудь вопрос, дедушка Херинг с Фрицем встали и направились к двери, сказав:
— Извините, пожалуйста, мы идём спать!
Они поспешно вышли во двор, и, когда дверь за ними захлопнулась, Нелли и Эрих подскочили к окну и увидели, что дедушка Херинг и Фриц торопливо пробираются между развешенным для просушки бельём.
— Странно! — заметила фрау Зомер. — Не понимаю, почему дедушка Херинг так упорно стоит на своём. Он ведь всегда такой покладистый!
— А Фриц-то хорош! — возмутилась Нелли. — Сговорился с дедушкой Херингом против нас и против дня рождения!
— Наверно, он знает его тайну про невесту, — заявил Эрих.
— А вы что же думаете, у него невесты нет? Уж точно есть. Вот и вся его тайна!
Дедушка Зомер рассмеялся и, взяв Эриха за ухо, сказал:
— Хо-хо, Эрих! Уж не собираешься ли ты давать дедушке Херингу указания? Погляди-ка на меня, Эрих. Я… я вообще ни капельки не обижен. А кроме того, я не хочу, чтобы за спиной дедушки Херинга о нём сплетничали. Это непорядочно.
Дедушка Зомер откинулся на спинку кресла и стал разглаживать свои усы.
Эрих пристыженно втянул голову. Нелли покусывала палец. Фрау Зомер, тётя Рези и тётя Грета одновременно протянули руку за солонкой. А Бруно залез под стол и стал искать там крышечку от горчицы. У всех было грустное настроение.
Даже вода из крана и то капала печально.
Никто не говорил ни слова.
Наконец тётя Фелицита прервала тягостное молчание. Да ещё каким страшным грохотом! Раскачиваясь по своей привычке на стуле, она упала на пол вместе с ним.
Дедушка Зомер, фрау Зомер, тётя Грета, тётя Рези, Нелли, Эрих и Бруно бросились подымать её с пола, потому что тётя Фелицита, потрясённая своим падением, так и осталась лежать на спине, словно жук лапками кверху. Тётя Грета и Эрих, нагнувшись над ней, даже стукнулись лбами, а дедушка Зомер тем временем протянул Фелиците руку, и она наконец поднялась.
— Благодарю за спасение! — сказала тётя Фелицита, снова оказавшись на ногах. Она потирала спину, тихонько охая, а тётя Грета и Эрих держались за лоб.
— Ещё счастье, что всё это хорошо кончилось!.. — причитала тётя Рези.
— Вот именно, — сказала тётя Фелицита. Она уже перестала растирать спину и, ухватившись руками за край стола, начала громко хохотать.
А Эрих, забыв, что у него гудит голова, в восторге крикнул:
— Тётя Фелицита опять смеётся, как отбойный молоток!
Тут и все остальные рассмеялись. И хорошо, что рассмеялись, потому что, пока смеялись, совсем позабыли про воскресную тайну дедушки Херинга.
В одиннадцатой главе становится известно, что у фрау Кульм бывают всякие настроения и что тот, кто помешает ей принимать ножную ванну, рискует вызвать ее раздражение
«Вот сейчас добегу до папы и всё ему объясню», — думала Марианна.
Как раз в эту минуту она бежала мимо телефонной будки.
Пробежав ещё несколько шагов, она вдруг остановилась как вкопанная и, повернувшись, помчалась обратно.
В телефонной будке горел свет, и можно было хорошо разглядеть человека, который в ней стоял. Это был Марианнин отец.
Марианна рванула к себе дверь и, протиснувшись в кабину, прижалась к отцу, а он, не говоря ни слова, обнял её за плечи и прижал её мокрое лицо к своему пиджаку. Пиджак был жёсткий и колючий, но она так и стояла, тихо-тихо.
В телефоне что-то щёлкнуло, и женский голос быстро произнёс несколько слов. А когда он смолк, отец сказал:
— Большое спасибо, сестра! Я позвоню ещё раз попозже. Большое спасибо! — и повесил трубку.
— Папа, — пробормотала Марианна, — папа!
Отец вздохнул.
— Папа, ты ведь не волновался… Я была… Я была…
Отец прижал Марианну к себе ещё крепче. Ей было даже трудно дышать. И потому она спросила совсем слабым голосом:
— Ты ведь не волновался?..
— Пойдём, — сказал отец. Они вышли на улицу, Они шагали рядом в вечерних сумерках, не говоря ни слова. Только в парадном отец сказал: