Двенадцать поленьев
Шрифт:
А всадником был молодой призывник из того же колхоза. Он сам в колхозе этого коня вырастил. С ним и на службу пришёл к нам в кавалерию.
Звали молодого бойца Иван Мотыга. Серьёзный такой парень, к своему коню никого не подпускал.
«Ладно, — думаю себе, — дай случай, сяду на твоего коня — за хвост не удержишь».
А случая и ждать не пришлось. В воскресенье назначили в лагере для бойцов кино. Я был посыльным при клубе.
— Скачи, — говорит начальник, — в город, привези новую картину.
Я в конюшню да
Оседлал коня, вскочил верхом и — ходу.
Пошёл конь, хорошо пошёл, с ветерком.
Канава — он через канаву, изгородь — он махом через изгородь. Только в седле держись!
Впереди была речка.
«Ну, — думаю, — с этаким конём нечего и крюк делать, на мост заезжать. Напрямик перемахнём через речку!»
Вошёл конь в воду.
Я — ноги из стремян, чтобы сапоги не замочить. Сапоги на мне новые, хромовые. Выходной день, да ещё в город еду.
Конь в воду глубже, я выше ноги — под самый подбородок задрал.
И вдруг посреди речки конь остановился.
— Но, но, Голубчик, пошёл!
А он ни с места.
Чувствую — штаны уже подмокли, вода в карманы мне льётся.
Я его хлыстом, хлыстом!
А конь и ухом не поводит. Не больно ему. Хлыст по воде шлёпает, а конь под водой, только голова наружу.
Полчаса он продержал меня так — ногами кверху. Минута в минуту полчаса — словно часы не у меня на браслетке, а были у него перед глазами.
А потом вздохнул и вышел на берег.
Тут я сообразил, что он купался. Как раз в это время и как раз на полчаса Иван Мотыга водил его в речку купаться.
Ну, уж тут хлыст его достал. Стеганул я коня — он опять прямиком по полю.
«Нет, — думаю, — шалишь. Теперь поедем по дороге. А то опять какой-нибудь фокус придумаешь. Так мы и кинокартину не привезём».
Выехали мы на дорогу. День праздничный — навстречу нам деревенские парни с гармошкой. Идут, приплясывают.
Гляжу — и конь мой пошёл вальсом... То ножку вправо, то ножку влево, приседает и на месте кружится.
— Товарищи, — кричу, — перестаньте играть!
А те хохочут. Гармонист ещё пуще заиграл — ещё быстрее подо мной конь закружился.
Вспотел я даже.
По счастью, гармонист марш заиграл. Тут мой конь, рванув с места, понёс меня дальше. Едва я из седла не вывалился, но уж рад был, что от музыкантов ускакал.
Ну, конь! Уморил!
А он шагает себе, хвостом помахивает, будто дело его и не касается.
Зло меня взяло.
— Сворачивай, — говорю. — Не видишь, куда дорога в город?
Да как рванул ему голову набок. А конь и повалился.
Подогнул передние ноги, встал на колени — и лёг, растянулся посреди дороги.
Я забегал около него. Ах ты, беда! Надо же было так дёрнуть повод! Наверное, это сигнал ему: «ложиться».
— Голубчик, — говорю, — вставай, что ты! Мы же не на войне, чтобы ложиться. Никто в нас не стреляет. Гляди, я без винтовки. Ну же, поднимайся!
Толкаю
Бился я, бился около него и вижу: Иван Мотыга по дороге шагает. Идёт, не торопится, папироска в зубах. Пешком нас догнал.
Подошёл, шепнул какое-то секретное слово Голубчику в ухо — конь и вскочил на ноги.
Иван усмехнулся.
— Садись, — говорит, — поезжай за кинокартиной. Бойцы уже в клубе, и начальник ругается.
— Нет, — говорю, — спасибо. Он и в воде меня выкупал и в пыли вывалял. Поезжай сам на своём Голубчике!
Иван вскочил в седло и поехал в город.
А потом, уже в лагере, он назвал мне секретное слово.
— Мало ли на войне, — сказал Иван, — ранят меня или что, тогда возьмёшь моего коня, послужит он тебе. А поймают его враги... нипочём Голубчик не будет служить врагу!
КУСАЧКИ
Это щипцы такие — кусачки. Можно гвоздь перекусить, можно проволоку. Лежат щипцы в сумке у связиста с разным другим инструментом.
Работа связиста известная: связь прокладывать. Тут ему и помогают кусачки. Поглядеть на них — простые железные щипцы. А могут кусаться. И крепко кусаются, когда нападает враг.
Было это в годы Великой Отечественной войны в предгорьях Кавказа. Вот уже куда забрались наглые немецко-фашистские захватчики.
Наши войска укрепились среди скал и ущелий.
Стоят насмерть. Фашистам дальше не пройти.
Но сколько можно терпеть перед собой фашистские рожи?
В штабе знали, что солдаты рвутся в бой. Ребята геройские! Но для победы мало геройства. Враг сильный, хорошо вооружён, и чтобы уничтожить его наверняка, надо хорошо подготовиться.
Этим штаб и занимался. Каждую ночь из тыла наши артиллеристы поднимали в горы всё новые и новые пушки, миномёты и другую боевую технику.
Делалось всё в глубокой тайне. Наши наблюдатели зорко следили и за воздухом и за окрестностями гор. Опасались вражеских разведчиков.
В штабе шли последние приготовления к разгрому врага.
И вдруг разведка доносит: «Наши планы раскрыты! Фашисты пронюхали о наступлении и спешат поглубже зарыться в скалы».
В штабе переполошились. Надо менять планы и наступать немедленно, пока фашисты не успели запрятаться. А то как выдолбят себе в скалах норы — оттуда их никаким снарядом не вышибешь!