Дверь № 3
Шрифт:
– Судя по тому, как ты вырубила того клоуна, моя помощь была не очень-то и нужна.
– Это меня санитары научили – как наводить порядок в палате, предупреждать драки и все такое.
– Зачем тогда было звать меня? – спросил я, удивляясь своему внезапному раздражению.
– Его надо было отвлечь, – пожала она плечами.
– Ну что ж, рад оказаться полезным, – буркнул я. Эдриен бросила на меня ледяной взгляд.
– Я уже извинилась. – Она поднялась из-за стола, одним махом слизнула весь остаток мороженого
Провожая ее к двери, я попытался загладить вину.
– Эдриен, давай позавтракаем вместе! – Она открыла дверь и обернулась.
– Потом как-нибудь.
– Ты спешишь?
– Сегодня ночная смена, нужно выспаться.
– Давай я подвезу тебя до твоей машины, – предложил я.
– Клоун еще вчера ее подогнал. Очень извинялся.
На лестнице стояла миссис Джордан – в халате и с утренней газетой в руке. Интересно, что она подумала, увидев своего соседа с забинтованной головой, провожающего зловещую дамочку в черной коже.
– Так что? – спросил я вслед.
– Позвони мне, – помахала рукой Эдриен.
Я подождал, пока она отъедет, и повернулся, чтобы войти в дом. Миссис Джордан все еще стояла и внимательно меня разглядывала.
– Что с вами, Джон?
– Производственная травма, – пробормотал я, нагибаясь за своей газетой.
11
Недели через две раздался телефонный звонок.
– Господи Иисусе, Джонни, куда ты пропал?
– Хоган?
– Да что с тобой такое творится? Бросил Нэнси, голову где-то разбил, никому ничего не говоришь…
Имелось в виду, конечно, «не говоришь мне».
– Я как раз собирался. У меня с телефоном что-то творится.
И в самом деле с телефоном творилось неладное: на линии все время слышались какие-то щелчки, местные звонки проходили через один, а иногда разговор вообще прерывался без всякой видимой причины. Удобная отговорка, но на этот раз я был честен.
– С телефоном? – удивился он. – Да что, черт возьми, могло с ним случиться?
– Не знаю толком. Так или иначе с Нэнси все ясно. Ты же сам знаешь – у нас с ней к этому шло. Я говорил тебе на похоронах, что мы уже несколько месяцев не притрагивались друг к другу.
– Понял. Выходит, ты мне что-то рассказываешь, только когда кто-нибудь умрет?
Я задумчиво почесал в затылке.
– Кто тебе сказал про мою голову?
– Не важно! – огрызнулся он. – Ну ладно… твоя секретарша. Я ее просто завалил письмами.
Все письма лежали передо мной на столе: стопка зеленоватых листков с пометкой «Хоган». Я почувствовал себя последним паршивцем. Брат все-таки, и я его единственный родственник, мог бы и пообщаться хоть раз в месяц, и помочь чем-нибудь… Однако я пока не чувствовал себя в силах нести еще и эту ношу.
– Ты ведь понимаешь, мне тоже тяжело после смерти матери, – продолжал он. – Но нельзя же так просто взять и забросить детей и работу. Что бы сказал на это отец?
– Хоган, успокойся. Во-первых, у меня детей нет. Во-вторых, мать тут вообще ни при чем. – Тут я немного погрешил против истины. – В-третьих… – А что в-третьих? Отца уже нет в живых?
– И что? – нетерпеливо спросил он.
– Ну… ты меня понимаешь.
– Нет! Потому и звоню.
– Все в порядке, брат. Это самое главное. – Он помолчал.
– Джонни, у нас есть важное дело. Надо разобрать мамин комод…
– Что?
– Ее вещи. Я долго откладывал, потому что не мог себя заставить смотреть на фотографии и все прочее. Мы с тобой, конечно, очень заняты, но без твоей помощи мне просто никак. Я даже не решился выставить дом на продажу.
– Ну и правильно! Надо только отключить воду и электричество.
– Не будем спешить, – возразил он. – Свет пока нужен.
Свет нужен? Интересно.
– Хоган, тебе действительно не стоит всем заниматься самому.
– Я справлюсь…
– Давай я займусь агентством недвижимости, а ты возьмешь на себя коммунальщиков и мебель.
Брат мой очень редко повышал голос, но тут он заорал так, что я вздрогнул.
– Да черт побери, Джон, говорю же, что справлюсь! – Это прозвучало как-то странно, будто он делал дыхательные упражнения.
– Хоган! С тобой все в порядке?
Он снова помолчал, потом ответил упавшим голосом:
– Более-менее… Только знаешь, я иногда… прямо во время сделки начинаю плакать. Чувствую себя полным идиотом. Плачу и плачу – все время, Джонни.
– Я понимаю. Тебе очень больно.
– Так и Энджи говорит. Думаешь, это нормально?
– Конечно.
– Я тут подумал, что, может быть, я… ну, ты понимаешь.
– Да нет, что ты!
Я не стал говорить ему, как сам реагирую на смерть матери, потому что вел себя неправильно. Пытался вытеснить мысли о ней из своего сознания, а когда они все-таки прорывались, попросту напивался. Знал, что это глупо, что все равно когда-нибудь придется пережить и прочувствовать все это, но ничего не мог с собой поделать – просто был еще не готов.
Хоган несколько раз глубоко вздохнул.
– Я раньше понятия не имел, что так может быть. Так больно. Во всем теле отдается, я как побитый.
– Поболит, конечно, так и должно быть. – сказал я авторитетно, сам чувствуя фальшь своих слов. – Поплачешь, и пройдет. Нужно время. Тебе что-нибудь помогает?
Он немного подумал.
– Секс.
– Правда? – Только бы он не пустился в подробности.
– И еще… ты только не смейся. Когда мы закрываем салон, я иду в демонстрационный зал и сажусь в машину. Там темно, никто меня не видит. Сижу, слушаю радио, наслаждаюсь запахом. Новые машины – они особенные… в них так спокойно.