Дверь в никуда
Шрифт:
– Эй, приготовить кому-нибудь сэндвич с арахисовым маслом, пока я еще не очень занята?
Нет ответа. Они даже не посмотрели в ее сторону, и Энни, чувствуя, что в голосе прорываются раздражительные нотки, спросила их опять:
– Да, пожалуй, – сказал Том, и Бенджи, как всегда добавил:
– И мне так же как и Томасу.
Энни вернулась в кухню, приготовила сэндвичи, отнесла их мальчикам, а потом, наконец, взялась за работу.
Сначала она нарезала шпинат и смешала его со слегка поджаренной телячьей печенкой. Эту смесь положила внутрь бараньей грудинки, которую сегодня
Энни посмотрела на часы – почти шесть. А она ведь еще хотела приготовить слоеное тесто, чтобы запечь мясо. Но времени уже не оставалось, так что придется воспользоваться полуфабрикатом. Она открыла холодильник и извлекла пакет с готовым тестом. Достав его, поставила размораживать и занялась приготовлением рыбы. Заливное из камбалы Энни готовила и раньше десятки раз, но, кажется, еще никогда в рыбе не попадалась так много тонких, тоньше волоса, костей. Стараясь их вытащить, Энни с отчаянием видела, какие у нее стали неуклюжие, неловкие пальцы.
Гулко отдаваясь в голове, раздался сигнал тестомешалки. В это мгновение дети побежали на кухню. Томас попросил:
– Можно мне еще сэндвич?
Энни чуть не прикрикнула на него: «Жди обеда!», однако тут же сообразила, что времени действительно много, а дети еще не ели, как следует. Она засуетилась среди грязных кастрюль и разделочных досок, приготавливая гренки с фасолью и варенными яйцами, потом поставила перед детьми на стол еду, но тут уже Бенджи закапризничал:
– Не хочу гренки с яйцом! – Энни резко оборвала малыша:
– Больше я ничего не успела сделать или ешь это, или вообще ничего не получишь! Мне некогда!
Мальчики сели друг против друга и стали молча поедать свои гренки, обиженно глядя на мать.
Осталось еще приготовить овощи и десять минут на тесто, – подсчитывала Энни. Десерт уже готов, она взбила сливки с вином и сахаром, добавила туда лимонного сока, и сейчас эта бледно-желтая пенистая смесь застывала в холодильнике в стеклянном кувшине. Энни как раз собиралась похвалить себя за предусмотрительность, когда внезапно обнаружила, что совсем забыла купить хоть какого-нибудь сыра.
– Надо позвонить Мартину и сказать, чтобы он купил его на пути домой. Пора бы ему уже и вернуться! – подумала Энни с усталой обидой. И как только поняла, что ей обидно, – это чувство стало стремительно нарастать в ней. Она уже шла к телефону, когда раздался звонок. Это был Мартин.
– Прости, любимая, пришлось задержаться с клиентом. Проклятые пустяки – все одно к одному. Сейчас еду домой, у тебя все о'кей?
– Все прекрасно, – ответила Энни. Наступила неловкая пауза.
– О, дорогая, тебе, наверное, пришлось немало провозиться на кухне! И эта вечеринка в твою честь! Ну ничего, все остальное я сделаю сам, обещаю тебе.
– Купи по дороге немного сыра, хорошо?
– Конечно, конечно, сделаю.
Энни вернулась к своим хлопотам, раздраженно громыхая блюдцами и кастрюлями.
– Мне все это не нужно, – внезапно отчетливо поняла она. – Я не хочу готовить для этих людей, сидеть весь вечер, болтать и пить с ними.
Волна неловкости и испуга накатила на нее – «Эти люди» были друзьями ее и мужа, и такие совместные вечеринки раньше доставляли им всем огромное удовольствие. На нее повеяло холодом, когда она задумалась, что закладывает в это самое «РАНЬШЕ».
Раньше взрыва?…или, может, раньше, чем она встретила Стива?
Чтобы отогнать эти беспокойные мысли, Энни стала торопливо наводить порядок: закрыла дверцы буфета и кухонных шкафов, вымыла плиту и стол, расставила все по местам, так что от хаоса, который творился на кухне, не осталось и следа. Очень скоро комната обрела опрятный вид, а их посудомойка исчезла гора грязной посуды.
Энни забрала у детей пустые тарелки и сказала:
– Ну, не дуйтесь.
– Я не сержусь на тебя, просто очень устала.
Потом она дала им фруктовый йогурт, и пока мальчики ели, Энни на другом конце стола раскатывала размороженное тесто. Она положила мясо в середину раскатанного прямоугольника, ловко завернула ужин, оборвала остатки теста и пальцами защипнула концы получившегося конверта. Оставшееся тесто Энни вновь скомкала, придав ему форму колобка, потом раскатала и кончиком ножа нарезала из него лепестки. Украшение получалось очень красивым, а сама работа успокаивала. Энни уже смазывала свое творение взбитым белком, когда услышала как стукнул у двери кейс Мартина, а в замке повернулся ключ.
– Папа! – хором закричали дети и бросились встречать отца.
Он вошел в комнату, неся под мышкой Бенджи. Осторожно поставив сынишку на пол, Мартин обеспокоено взглянул на Энни, а потом осмотрел кухню.
– Ну и запах! Пахнет так, что прямо слюнки текут! А чисто, порядок какой! Вот это я понимаю – милая, домашняя обстановка, – проговорил он. – Честно говоря, я опасался увидеть другую картину.
– Если бы ты приехал час назад, то как раз и застал бы иную картину.
– Ну, прости, пожалуйста, Энни! Я привез сыр. – Он поднял свой портфель, как бы желая оправдаться и успокоить жену.
Вся обида, накопившаяся за целый вечер, теперь была направлена против Мартина, но Энни слишком устала, чтобы задумываться над причинами этого.
– Почему бы тебе не пойти и не отдохнуть немного? Время еще есть, успеешь привести себя в порядок. А я присмотрю за ребятами, уложу их спать и сделаю все остальное.
– Благодарю, – произнесла Энни, все еще не в силах унять раздражение, и понимая, что вечер будет безнадежно испорчен, если она сейчас даст волю своим чувствам.
Она медленно поднялась по лестнице, наверху приняла душ. Закутавшись в голубой халат, что вновь ей напомнило Стива и больницу, вошла к себе в спальню и из шкафа достала любимое платье. Это было умопомрачительное джерси, которое плотно облегало ее фигуру именно там, где требовалось. Энни натянула его через голову и уставилась на свое отражение в высоком зеркале. Оказалось, что теперь она стала слишком худой для этого платья. Оно свисало у нее с плеч, как саван, а черный цвет особенно резко оттенял нездоровую желтизну ее лица, так и не восстановившего пока свой естественный цвет.