Дверь в никуда
Шрифт:
– Но ведь она МОЯ ЖЕНА! Энни со мной, здесь в этом безмолвии супружеской спальни.
Ему показалось, что Энни пошевелилась, и он замер, затаив дыхание, надеясь, что ее рука прикоснется ласково и доверчиво к его плечу, как бывало не раз после их близости… Ничего не произошло.
В мыслях, слегка затуманенных выпитым вином, с яростным наслаждением и мстительным чувством Мартин в деталях планировал как завтра поутру он поедет прямо в больницу, пройдет к Стиву, станет у его кровати и скажет в лицо все, что о нем думает. Он потребует от этого наглеца, чтобы тот оставил его жену в покое.
Гнева и решительности, считал Мартин, у него вполне достаточно, чтобы удержать Энни и сокрушить любое
Утром весь гнев исчез. Он побрился и спустился вниз в столовую, испытывая легкую головную боль.
Мартин знал, что ни в какую больницу он не пойдет. Да и вообще это было не в его характере: ругаться с кем бы то ни было, даже с Энни. Нет, особенно с Энни. Он посмотрел на ее бледное, измученное лицо, и, ему стало стыдно за свои вчерашние мысли. Энни казалась как-то особенно беззащитной и несчастной, и поэтому когда ему пришло время ехать на работу, Мартин обнял жену и прижался лицом к ее волосам, а она в ответ тоже легонько прижалась к мужу, хотя и не глядя на него. И, удовлетворившись этим, он покинул дом.
Ощущение своей отстраненности от всего проходящего вокруг не покидало Энни. Оно окрашивало неуютным, тусклым светом все ее существование, ежедневные домашние заботы. Энни автоматически занималась домашними делами, ходила по магазинам, покупала продукты, стирала белье и укладывала его в шкафы и комод, гуляла с мальчиками, чувствуя, как с каждым днем становится все сильнее физически, а по вечерам она сидела рядом с Мартином, прислушивалась к окружавшей их тишине и страх изо всех щелей наползал на нее. Ночами ее по-прежнему одолевали кошмары с грохотом и внезапно наступающей темнотой, и тогда Энни просыпалась в ознобе и пыталась почувствовать сквозь пелену кирпичной пыли, затягивающей сознание, рядом кого-то близкого. Она несколько раз ездила в госпиталь, чтобы показаться специалистам и пройти новые обследования. Она побывала во всех кабинетах терпеливо покоряясь собственной участи, вновь позволила медицинским приборам временно завладеть ее телом, и только после того, как выполнила все необходимое позволила себе пойти в палату к Стиву.
Первый раз после того, как Энни выписалась они увиделись уже через несколько дней, но им показалось, что эта тягостная разлука длилась месяцы. В то утро, когда она решила навестить Стива, Энни поднялась в свою комнату и тщательно обдумала, что одеть, Потом решила немного накраситься, и вдруг оказалось, что от волнения у нее так дрожат руки, что она испачкалась косметикой.
– Я веду себя совсем как девчонка, – глядя на свое отражение в зеркало, подумала Энни. От этой мысли и от того, что было странным переживать чувства, испытанные в далекой юности, она рассмеялась, но ее сердце продолжало взволнованно колотиться.
Энни вышла из притихшего дома и пошла на станцию метрополитена. Тут же ей припомнилось, как она вот также шла однажды, в разгар зимы, и снежные хлопья кружились на ветру вокруг нее. Утро тогда было холодное, как и сегодня, но теперь под квадратиками живой изгороди в саду уже появились первые подснежники, а за ними сквозь мерзлую землю прорезались бледные наконечники длинных и узких, как пики, листьев крокусов. Когда молодая женщина увидела первые цветы, ей показалось, что она вошла в солнечный луч. Точно также ощущение полноты жизни она испытала в тот день, когда ее перевели из реанимации в общую палату. Стив тогда понял и разделил ее радость, и то, что сейчас это чувство вернулось, еще сильнее потянуло Энни к Стиву.
На мгновение среди грязной замусоренной улицы Энни забыла о своем волнении и чувстве вины. Расправляя плечи, она подумала: «Будь, что будет» и пошла быстрее вперед, сильная и уверенная в своем счастье. Прохожие оглядывались на нее, но она ничего не замечала, кроме теплого света и первых признаков весны. В больнице Энни, как только вошла в палату, увидела Стива. Он сидел в кресле рядом с кроватью, а рядом лежали его костыли. Энни, поднимаясь в лифте, готовилась к тому, что его уже нет в больнице, и спрашивала себя, что же она будет тогда делать. И вот он здесь, совсем близко, и от волнения у нее перехватило дыхание, и несколько мгновений она стояла не в силах ни подойти к нему, ни сказать хоть слово. Стив оказался бледнее и худощавее, чем она представляла себе, и Энни подумала, что, видимо, таким, каким она видела его в мыслях, он станет, когда выйдет из больницы. Ей всем сердцем захотелось, чтобы это произошло как можно скорее. Но пока женщина с удивлением обнаружила, что ее состояние раздвоенности, нереальности исчезло, а она стала просто Энни с отчаянно колотящимся сердцем и пересохшим от тревожного ожидания ртом.
Стив поднял голову, увидел ее, и Энни с трудом удержалась от того, чтобы броситься ему навстречу или, наоборот, чтобы не убежать в панике назад.
Энни глубоко вздохнула и сделала шаг навстречу любимому. Она торопливо шла через всю палату к нему, а Стив, словно не веря своим глазам, смотрел на нее с радостным удивлением и думал восторженно и изумленно: «Боже, как хорошо! Я даже не представлял, как она прекрасна!».
Энни дотронулась до руки, которую Стив протянул ей, и они несколько мгновений просто держали друг друга за руки – единственное, что они себе позволили на виду у всей палаты. Потом Стив потянулся за своими костылями, но Энни торопливо остановила его:
– Не беспокойся, я посижу здесь возле тебя. – Она принесла себе стул и села.
– Шесть дней – как долго мы не встречались, – тихо произнес Стив, и Энни вынуждена была отвести взгляд, чтобы не видеть ничем не прикрытого желания в его глазах.
Было еще довольно рано; многие больные спали за ширмами, но два или три пациента уже слонялись по палате, да скучали за своими столиками сиделки. Одна из санитарок посмотрела в сторону, где стояла кровать Стива, узнала Энни и приветственно помахала ей. Догадалась ли она о том, что происходит с ними, с ней и Стивом? Видимо, да, потому что их чувства слишком отчетливо отражались на лицах.
Энни опять повернулась к любимому. Все, что могли увидеть или подумать другие, было неважно. Важно было то, что Стив рядом с ней.
– Сегодня у меня консультация у хирурга, – сказала она.
– Ты бы так и не пришла, если бы не было причины пойти в больницу?
– Да нет, дело не в этом, – начала она и сразу осеклась.
Энни и, вправду, использовала необходимость ходить на обследование, как предлог для визитов к Стиву, успокаивая себя тем, что всегда может беспечно сказать Мартину:
– А я сегодня в больнице навестила Стива. Дай, думаю, зайду на пять минут, раз уж все равно пришла. Знаешь ли он выглядит куда лучше.
Хотя, конечно, об этом она с Мартином говорить не будет, разве скажет только что в отделении гематологии ей приходилось бесконечно долго ожидать приема, а доктора крайне неохотно давали общие рекомендации. Впрочем, лучше вообще не говорить мужу о своих посещениях больницы, потому что ей будет очень трудно скрывать настоящую причину своих визитов туда, и она легко себя выдаст. Но раз Мартин вообще ничего не узнает, то тогда не все ли равно, когда она будет приходить к Стиву? Нет, все же предлог для того, чтобы пойти сюда, нужен ей самой, для ее спокойствия. Энни чувствовала, что у нее не достает храбрости посмотреть правде в лицо и сказать себе честно о подлинной цели ее приходов и посещений больницы.