Дверь в стене
Шрифт:
Но сама доска, то, что мы, простецы, прозорливо называем "раскладом", создаётся загодя и её никуда не спрячешь. И тот, у кого есть уши - слышит, а тот, у кого есть глаза - видит. А у некоторых и с обонянием неплохо. И вот эти очень немногие обладатели отсутствующих у человека обыкновенного органов чувств ещё до начала войны знали, что для ведения войны требуется то, что мы с вами называем "ресурсами". Это знают все. Но не все знают, что ресурсы взамозаменяемы. Одно всегда можно заменить другим. Если у вас меньше танков, то эту недостачу можно компенсировать большим количеством пехотинцев, а если у вас как у американцев во время атомного проекта не хватает меди, то можно вместо меди пустить в дело серебро, 14 000 тонн серебра, делов-то. Когда припрёт, то государство ни о крови,
И по зрелому размышлению планировщиками было сделано печальнейшее заключение - нефть стала первым в истории ресурсом, который нельзя было заменить чем-то другим. Отсутствие у государства нефти фатально сказывалось на возможностях государства вести современную войну.
И вот каким был предвоенный и, повторюсь, всем заинтересованным лицам известный расклад:
Первая Мировая Война была выиграна Антантой во многом благодаря поставкам нефти из СаСШ. Напомню, что эти поставки покрывали потребности БИ и Франции более, чем на 80%. Даже и после войны, к началу 1930-х Англия по-прежнему зависела от США, завозя оттуда до 40% потреблявшейся метрополией нефти. В приснопамятном 1941 году доля Америки в мировой добыче нефти составляла более 63%. Кроме этого нефтедобывающие компании США доминировали в Мексике и Венесуэле, ведущих латиноамериканских производителях нефти. На начало войны американцы контролировали более 40% нефтяного рынка за пределами собственно США и СССР.
(СССР по добыче нефти находился на формально втором месте, но это второе место в мире было первым местом среди прочих остальных, на чью общую долю приходилось 37% мировой добычи, перед войной СССР добывал нефти чуть больше, чем шедшая третьей Венесуэла и почти вся эта нефть уходила на внутренние нужды.)
Европейские державы испытывали явные затруднения и целиком зависели от поставок извне. Чуть лучше, чем у остальных было положение БИ, имевшей подконтрольные ей источники нефти в Персии и только что начавшие эксплуатироваться источники в Ираке, однако это едва ли наполовину покрывало текущие потребности Англии, причём эти потребности были потребностями мирного времени. Это означало, что в случае войны БИ попадала в ту же зависимость от США, что и в Первую Мировую. Положение усугублялось тем, что ближневосточные источники нефти требовалось защищать, а это означало необходимость контроля в первую очередь Средиземноморья, потеря которого ставила Англию перед перспективой потери Индии, владений в Юго-Восточной Азии и Тихом Океане.
На этом этапе английские планировщики рассмотрели возможность создания промышленности по производству синтетического топлива из угля (к чему была вынуждена прибегнуть Германия), однако, поколебавшись, англичане от этой идеи отказались, придя к выводу, что усилия по созданию такой промышленности будут слишком велики, а выстроенные предприятия окажутся слишком уязвимы для бомбардировок с воздуха и в результате Британия изначально, ещё до начала войны сознавала, что в будущем ей придётся поставить себя в зависимость от поставок нефти из США, что означало подрыв стратегических позиций Англии в двусторонних отношениях с Америкой.
Позиции Франции в нефтяном смысле были куда хуже английских. Франция зависела от внешних поставок точно так же, как и Англия, но при этом она получала нефть из Ирака и Румынии. "Закрытие" Средиземного Моря означало потерю иракского источника при том, что возможности Франции по контролю Средимзноморья были куда скромнее английских, а Румыния в случае войны оказывалась в немецком тылу. Французы тоже предпринимали попытки получать эрзац-бензин и перевели часть автотранспорта на спирт, но без особого успеха. В результате Франция, как и Англия, попадала в зависимость от добрых намерений американцев. Однако положение французов усугублялось тем, что в случае войны им пришлось бы зависеть не только от американцев с их нефтью, но ещё и от англичан, контролировавших морские коммуникации, связывавшие Францию с возможными источниками нефти.
Германия, трезво осознавая как своё положение, так и положение европейских конкурентов, начала создавать промышленность по производству синтетического горючего сразу же как к власти пришёл Гитлер, у немцев просто не было другого выхода. К началу войны эрзац-горючее покрывало около половины потребностей народного хозяйства Германии. Однако производство синтетического топлива было не только очень дорогим, трудоёмким и сложным процессом, но оно влекло за собою резкое увеличение выплавки стали, что требовало уже других жертв и созданная таким сверхнапряжением государственного организма промышленность получалась слишком уязвимой для атак с воздуха.
Результатом стали заключённый в 1939 году пакт Молотова-Риббентропа, благодаря которому Германия получила передышку в виде поставок нефти и успела сделать стратегические запасы, а также обретённый в ноябре 1940 года доступ к Плоешти. Однако эти источники были неадекватны долгосрочной стратегии Германии и всеми заинтересованными сторонами осознавались и учитывались интересы немцев, которые неминуемо должны были заставить Германию получить источники нефти самой и лишить этих источников своих геополитических противников. Ближайшие шаги немцев были предсказуемы, естественны и диктовались они достаточно простой, но вместе с тем неумолимой логикой войны.
Такова была расчерченная на чёрные и белые квадраты раскрытая доска.
184
Наряду с осознанием места и роли нефтяного фактора в войне вторая четверть двадцатого века (вторая фаза его луны) примечательна тем, что тогда же появились и были озвучены первые опасения насчёт естественной ограниченности и, как следствие, конечности планетарных нефтяных запасов.
Поскольку слово не воробей, то, раз вылетев, оно вызвало резкий рост как опасений, связанных с возможной нехваткой нефти, так уже и без того имевшегося желания лишить противника доступа к нефтяным месторождениям. Опасения и желание привели к тому, что в 1943 году раздался услышанный во всём мире крик - "наша нефть кончается!" Близкое к панике заявление было сделано не журналистом, а человеком, которому эмоции противопоказаны и именно поэтому оно возымело эффект, немедленно сказавшийся на действиях участников мировой войны. Слово вылетело изо рта Хэролда Икеса, секретаря по внутренним делам Соединённых Штатов. (Этот пост не следует путать с министерствами внутренних дел других государств, в США это что-то вроде министерства землепользования, причём землепользования в широком смысле, куда в смысле более узком включено и всё то, что в земле находится, а находятся там - ресурсы.)
Заявление Икеса (мы с вами не знаем, насколько искренен в своих опасениях он был) вызвало шок, в результате которого появилась так называемая conservation theory или "теория консервации", согласно этой теории, немедленно обернувшейся аксиомой, правительство Соединённых Штатов должно было (именно так - должно, должно в смысле обязано, а долг и обязательства означали долг и обязательства перед народом) контролировать зарубежные источники нефти с тем, чтобы ограничить внутреннюю добычу, сберегая собственные запасы нефти для будущего. Как для светлого будущего, так и для будущего, понимаемого как будущая война. "Теория консервации", будучи воплощённой в жизнь, давала неоспоримые и вполне определённые гарантии государственной безопасности США.
В этом месте в ход шла элементарная логика, приводившая к не менее элементарному выводу - главным источником нефти (помимо самих США и находившихся в сфере их жизненных интересов Мексики и Венесуэлы) был Ближний Восток, регион, где близким к безграничному влиянием обладала Британская Империя, что автоматически (силою вещей) превращало её в основного соперника США не только в регионе, но уже и глобально, так как нефть была (и остаётся) кровью войны, а влияние Англии в государствах производителях нефти позволяло эффективно ограничивать возможности США по ведению войны как войны "горячей".