Дверь в Зарабию
Шрифт:
– Хочу, да и Банту не мешает размяться.
Порядком помятый кот вылез из рюкзака и прошелся, потягивая лапы. Мира присела в тень под дерево, Ром постелил на землю матерчатую салфетку и принялся выгружать яства.
– А попить у нас есть что-нибудь?
– Да, вот компот в термосе.
Мира жадно припала к стаканчику с прохладным вишневым компотом.
– Ром, ты хочешь?
– Я не ем и не пью до обретения тела.
– Да? Вот здорово, мне бы так.
Поедая миндальную булочку, Мира следила, чтобы Аксельбант далеко не уходил.
–
– Он на меня фырчит.
– Но он же тебя не съест! Даже укусить или поцарапать не сможет, ты ж прозрачный! Дай мне поесть спокойно, а на Банта – ошейник!
Вздыхая и печалясь, Ром достал из кошачьей корзины красный ошейник с бубенцом под золото. Пока он пытался поймать фыркающего кота, Мира доела вторую булочку, выпила компот и с новыми силами собралась в путь. Ром умудрился-таки застегнуть ошейник на кошачьей шее, за что получил град возмущенных ударов лапами. Достать прозрачного обидчика Аксельбанту не удалось, что возмутило его до крайности. И кот решил удалиться. Звеня бубенцом, он бросился напропалую сквозь ряды деревьев.
– Бант! – крикнула Мира, бросаясь за ним. – Бантуша, стой!
Кот мчался, будто за ним собаки гнались и останавливаться не думал. Отмахиваясь от гибких тонких веток, девочка пыталась его догнать. Следом тащился с вещами грустный Ром, заранее зная, что виноват он или не виноват, все равно будет виновен по всем статьям закона, который на ходу придумает для него Мира.
Глава пятая: Фабрика ветулового пана
Неожиданно деревья расступились, и Мира вылетела к большой постройке под навесом. Кот остановился и вовсю выгибал спину и топорщил хвост в акте устрашения. Мира подхватила его на руки и перевела дух. Постройка представляла собой кое-как оструганные бревна, на которых держалась крыша из толстых желтых стеблей, похожих на бамбук. Заинтересовавшись, Мира устроила Аксельбанта на плечах на манер пушистого воротника и направилась к навесу.
– Мира, ты куда? – догнал обремененный багажом Ром.
– Туда.
– Зачем?
– Затем!
– Вредина, – вздохнул флоин.
Заглянув под навес, Мира увидала плетеные корзины, доверху наполненные спелыми ветуловыми ягодами. Пять корзин стояли в ряд, чего-то ожидая.
– Есть кто-нибудь? – крикнула Мира, придерживая кота, чтобы не свалился.
– Ой, зачем ты это делаешь? – забеспокоился Ром. – Пойдем лучше отсюда!
– Куда? Кругом эта роща бесконечная, надо хоть спросить, куда идти, не до осени же тут плутать. Эй! Кто-нибудь?!
Переступив четкую границу тени, они вошли под навес и направились прямо, наугад. Впереди виднелась стена, с длинными щелями меж бревен, в стене болталась кое-как сколоченная дверь.
– Как здесь прохладно, – остановилась Мира. – Давай немного посидим, отдохнем?
– Пойдем лучше отсюда, – нервничал увешенный сумками Ром.
Мира отмахнулась от него и присела на низенькую деревянную скамеечку у одной из корзин.
Скрипнула
– О чем вы говорите? – недовольно произнесла Мира. – Когда двое разговаривают между собой на языке, которого не понимает третий, это оскорбительно для третьего!
– Извини, – Ром бросил вещи на земляной пол, – это зарабийский язык. Он удивился, увидав здесь флоина.
– Кажется, еще больше он удивился, увидав здесь меня, – вздохнула Мира, кивая на дядю с корзиной, он с удивлением разглядывал девочку. – Сажи ему, кто мы такие и чего нам надо.
– А ты сейчас сама сможешь сказать.
– Это как же? Я не знаю языка.
– Знаешь, мы с Моди с тобой с самого младенчества разговаривали только на зарабийском, а потом внушили, что ты якобы его забыла, чтобы не мешал тебе, а сейчас ты его без труда вспомнишь.
– Да ладно, – Мира недоверчиво смотрела на парящего в тенечке Рома, – прямо-таки и вспомню…
– Да. Попробуй. Закрой глаза и загляни внутрь себя – и увидишь, как из сознания начнут всплывать слова и буквы.
– Хорошо, – Мира устроилась поудобнее, поправляя пушистый хвост Аксельбанта, то и дело щекочущий ее нос. – Только скажи этому дядьке, пусть поставит корзину, а то пуп развяжется.
Закрыв глаза, Мира постаралась отгородиться от всего и всех. Заглядывать внутрь себя она не особо любила, а чего там смотреть, – темным-темно, только изредка возникают мутные разноцветные не то пятна, не то кляксы. Разглядывая голубовато-зеленоватые круги, Мира особенно ни на что и не надеялась, опасаясь уснуть, как вдруг, темнота чуть посветлела и откуда-то из глубины, стали подниматься песочно-желтые спирали причудливых букв. Спирали раскручивались, буквы складывались в слова, и бабушкин голос проговаривал их вслух. Как зачарованная, девочка разглядывала песочные слова и слушала мягкий певучий голос.
– Какой красивый язык… – прошептала она уже на зарабийском и даже не заметила этого.
– Вот видишь, – Ром тоже перешел на зарабийский, – как все просто.
– Да… – Мира открыла глаза, голова слегка кружилась. – Вот бы так все языки изучать и никакой мороки с учебниками. Прелесть! – она перевела взгляд на дядю, сидевшего на корточках рядом с корзиной. – Здравствуйте, как вас зовут, и где мы находимся?
– Зовут меня Гамаш, я и мой сын работаем на ветуловой фабрике, на ней вы и находитесь.
– А кому принадлежит эта фабрика и вся эта роща?
– Велору и его матушке Нинге, пошли ей небеса легкой смерти, – и со вздохом добавил. – И желательно поскорее.
– А чего это вы так о моей бабусе отзываетесь? – усмехнулась девочка, поднимаясь со скамеечки и опуская кота с плеч на землю.
– В каком это смысле? – насторожился Гамаш.
– В прямом, Велор – мой отец, а матушка Нинга, соответственно, доводится мне бабкой.
Бородатое лицо застыло.