Двери во Тьме
Шрифт:
– Вот машина, – сказал комендант, хотя мы с Федькой уже опередили его и стояли рядом со «швимвагеном».
– Вижу, – сказал я, наклоняясь и заглядывая под тент.
Искать долго не пришлось: небольшое темное пятно выделялось на фоне светло-зеленого брезента спинки сиденья. Протянул руку, коснулся пальцами – что-то липкое. На свету это липкое заметно отдавало красным.
– Это что? – пригляделся Федька.
– Похоже на… – я задумался, – на смесь крови с чем-то, что не замерзает и не засыхает. Как глицерин густой… гля, кровь в нем разводами, даже не смешалась.
– Похоже, –
Вот так, «продумали». Федька мою теорию принял, уже лучше. И именно что «продумали». Сиденье испачкали, наверное, тогда, когда Рома был в здании Администрации. Испачкали с умом – не просто извозюкали брезент, а словно соплю подвесили к кромке, в темноте не разглядишь. Рома сел, испачкался, потом…
– А нападение где случилось? – повернулся я к коменданту, прислушивавшемуся к нашему разговору.
– А вот прямо здесь, перед воротами. Рома из машины вышел их открыть, и тут тварь на него из темноты.
– Сам видел? – уточнил я.
– Сам, – ответил тот. – Еще со мой Влад Мерзляков был, комендант второго корпуса, – указал он рукой на следующее здание, – и Большаков, жилец с третьего этажа. Мы втроем и кинулись, да поздно было, Рома умер уже.
– Откуда тварь появилась, не заметил?
– Не, мы курили и друг с другом трындели… – Комендант взял фанерную лопату и начал отгребать снег с заднего крыльца. – Только когда Рома заорал, обернулись.
– Хмырь напал? – уточнил Федька.
– Ваши сказали, что хмырь. Мы его там же и положили – почти до утра развеивался. А с машиной что делать теперь?
– Не знаю, – пожал я плечами. – Рома один жил?
– Один. Раньше с девушкой, но разошлись с год назад.
– Пусть пока здесь постоит, если очень надо – можешь даже пользоваться, – сказал я, чуть подумав. – Как выясним, что с ней делать, – сразу скажу.
– А, ладно, не вопрос.
– Давай, удачи, потом еще увидимся.
А что я могу еще про эту машину сказать? Наследников у Ромы, похоже, нет, как у половины местного населения, но мне он за нее честно заплатил, так что уже не мое. А так, глядишь… черт его знает, но у меня один союзник в запасе получился. Пусть будет.
Когда садились в мой «кюбель», специально осмотрел сиденья, но никаких следов смеси крови с глицерином, или что это было, не обнаружил. Дверки-то и в этой машине не запираются, только захлопываются на защелку. Вообще похоже, что машину без присмотра оставлять уже не стоит. Не кровью помажут, так гранату в комплекте с килограммом тротила под днище засунут. И от чеки проволоку на колесо. Надо будет с утра заглядывать вообще-то.
– Куда теперь? – спросил Федька, после того как «кюбель» тронулся с места.
– По домам. Все на сегодня. Завезу тебя, потом Настю с аэродрома заберу.
– Может, вместе за ней заедем?
– Все равно тебя завозить. Не, давай тебя сначала.
Ехали молча, мыслей в голове было столько, что на слова места уже не оставалось. Разве что у Федьки спросил разок:
– У нашей группы в Горсвете дежурство когда?
Федька задумался, что-то повычислял на пальцах, затем вполне уверенно ответил:
– Завтра на сутки заступают.
– Понятно.
– Зачем тебе?
– Хочу на Пашу глянуть.
– На хрена?
– На хрена? – переспросил я, сам задумавшись. – Да так… есть у меня ощущение, что с Пашей бы поговорить нужно всерьез. Там, где никто нам не помешает. И задать ему все-все вопросы, которые у нас накопились.
– Хм, – явно удивился Федька. – Потом ведь просто разойтись не получится, так? Гулять ведь его не отпустим, выходит?
– Выходит, что так, – согласился я с таким его выводом. – Но других вариантов не вижу, если честно. Да и причин его отпустить ты мне как-то не дал. На хрена его отпускать? Чем заслужил?
– Черт его знает, – озадачился Федька вконец. – Как-то странно просто – служили вместе, пили вместе, жрали вместе, а тут вот так. Как можно?
– А как нужно, Федь? Ты что предложить хочешь?
– Да не знаю я, – отмахнулся он.
– Ну видишь, не знаешь. А я знаю, что Паша знает много такого, за что ему по всем понятиям башку проломить можно.
– Ты проламывать будешь? – посмотрел он мне в глаза.
– Да хоть бы и я, – не отвел я взгляда. – Кто-то же должен, верно?
Федька только вздохнул тяжело. Я его понимаю, поскольку все мои планы пока только в теории. А во что выльется практика – я ни малейшего представления. В людей мне уже стрелять приходилось – и раньше, в восьмидесятых, и недавно совсем, уже здесь, да только все в бою. А вот так, чтобы самому приговорить и самому же казнить… И ведь понятно, что другого выхода нет. И Пашу надо… того, изымать из оборота, как мне кажется. И сделал он для этого более чем достаточно, похоже, и знает он много наверняка. И знает то, что и нам бы узнать не помешало.
Доехали до общаги на Засулич, Федька вышел и направился к освещенному подъезду, а я, стоя у машины с карабином наготове, прикрывал до тех пор, пока он не скрылся в подъезде. Только после этого я погнал «кюбеля» на Краснопролетарскую, к аэродрому. И лишь теперь, когда остался один и не с кем стало разговаривать, понял, насколько натянуты нервы. Пока ехал, постоянно поглядывал в зеркала, проверяя – никто следом не тащится? Пару раз даже останавливался за поворотами, выключая фары и ожидая, что кто-то проскочит мимо, но ничего такого не происходило. Карабин лежал на соседнем сиденье – только руку протяни, ремешок на кобуре откинут.
Но ничего не произошло. Я подогнал машину к опущенному шлагбауму аэродрома, остановил, огляделся, прислушался. Нет, все тихо. У входа в ангар стоят обе аэродромные машины и полуторка, и АР-43 с поднятым тентом – вполне лихой джип советского производства, который в моей действительности в серию так пойти и не смог. А жаль, хорошая машина.
Работу они закончили, все уже переоделись, но никто не расходился. У меня сложилось впечатление, что из-за Насти: то ли она что-то сказала, то ли сами люди что-то почувствовали. Ну и хорошо, большое спасибо, мне так тоже как-то спокойней. Поздоровался со всеми, а заодно и попрощался, потому что эти «все» сразу к выходу потянулись. Николай с механиками в АР-43 загрузились, ну а Настя, понятное дело, ко мне.