Движда
Шрифт:
Они все же поднялись в кафе, где с кружками пива и картофелем фри примостились за столиком у окна, откуда видна была улица. Именно в этот момент на беду Платонова и на радость Бабеля к нищему подошел другой страждущий, и они на глазах обозревателей соединили свои замусоленные капиталы, после чего отправились в ближайший гастроном.
— Ну-с, — подражая девятнадцатому веку, подвел итог Бабель, — что и требовалось доказать.
— Кто знает, почему эти люди так живут, — задумчиво ответил Платонов, который вдруг утратил в себе радость жизни и впал в некую философскую
— Потому что им так проще! Потому что они паразитируют на всех остальных. У меня друг есть в столице, он проводил расследование и вскрыл целое царство нищих со своими королями, законами, армией. Мафия! — Бабель смачно глотнул пива. — Мафия, мой друг.
— Да за этими, какая мафия? — отмахнулся Платонов. — Так, сломанная судьба, нереализованные амбиции, еще что-нибудь... Может быть, их ваша хваленая свобода раздавила. Не вынесли они ее обременительной тяжести.
— Ну, знаете... — Бабель подавил в себе желание выругаться. — Вы бы при коммунистах пожили, когда люди писали в стол!
— Да жил я... И что — сейчас не пишут? Просто раньше была дозированная свобода для всех, а теперь свобода для всех, у кого есть деньги.
— Эх, вам ли сравнивать, молодой человек! Вы не знаете, что такое охотиться за книгой Булгакова или читать в самиздате Аксенова.
— Зато теперь Аксеновым все полки завалены в книжных, будто других писателей нет.
— Он это заслужил!
— Чем? Если бы литературным талантом... А то ведь проживанием в Париже. Кстати, Виталий Степанович, в Париже я тоже видел нищих... И в Нью-Йорке.
— Что вы хотите этим сказать?
— Ничего. Скорее спросить, это что — обязательные декорации демократии?
— У всякого политического строя есть свои недостатки.
— Вот-вот, потому не надо мне лепить, что какой-то из них может быть лучше.
— Так еще Черчилль сказал, что человечество не придумало ничего лучше, чем демократия, хоть она и плоха.
— Черчилль? Он что — истина в последней инстанции? Он бы, между прочим, не отказался побыть британским монархом, только предложи. Кстати, если б вы читали не только отца британской демократии Черчилля, но и великого государственника Рузвельта, то узнали бы много удивительного. Например, что главным врагом США Рузвельт считал Черчилля, а не дядюшку Джо. И вообще — ему еще пару шагов оставалось до построения в Штатах социализма... А вообще... Все эти политики или совсем психи, или в чем-то психи. Где-нибудь среди гладиаторов или зеков они были бы шестерками. А тут — гляньте-ка!.. И вы, Виталий Степанович бегаете к урнам голосовать, наивно полагая, что так выражается народовластие...
— Константин, вы чего сейчас добиваетесь? — обиделся Бабель.
— Виталий Степанович, это вы мне сделали замечание по поводу того, что я подал денег нищему. Давайте пиво пить... — Платонову уже не хотелось спорить, он с интересом наблюдал, как вышеозначенный дуэт вышел из магазина, направившись за забор ближайшей стройки.
— Да давайте, — вяло согласился Бабель, — вы — молодые — живете с какой-то бессмысленной, безотчетной легкостью. Вы не способны вникать в суть вещей.
Платонов ничего не ответил. Он, покусывая губы, смотрел в окно.
2
В редакции Платонов и Бабель уселись каждый за свой компьютер напротив друг друга и какое-то время ни о чем не говорили. В эфире между ними слегка искрило. Редактор спортивного отдела Леночка Куравлева, вынужденная быть третьей в этом кабинете, заметила неладное и попыталась все уладить:
— Мужчины, чай будете?
— После пива? — то ли спросил, то ли ответил Платонов, погружаясь во всемирную паутину.
— А я не откажусь! — словно в пику согласился Бабель.
И уже когда Леночка заварила настоящий — зеленый по-бабелевски, и когда Платонов подсел-таки к столику, она спросила:
— Чего не поделили-то?
— Вопрос, Леночка, философский, — уклончиво ответил Бабель, с удовольствием отхлебывая зеленый чифирь.
— Да фигня все, — упростил Константин, — я нищему подал, а Виталий Степанович докопался, будто я тем самым паразитов пложу.
— Сколько дал? — спросила Лена, точно это было важнее важного.
— Да не считал даже... Несколько червонцев...
— Вот-вот, — крякнул Бабель.
— Мысль у меня, — задумчиво продолжил Платонов. — Мысль. Может, стоит материализовать.
— Последний раз, когда у тебя было такое лицо, ты вляпался в судебное расследование и тебя чуть не пристрелили, — напомнила Лена.
— Чуть — не считается, — невозмутимо ответил Константин.
— И что сейчас? — вскинула брови Куравлева.
— Догадываюсь, — улыбнулся Бабель, — хочешь повторить подвиг моего столичного товарища?
— Хочу понять...
— Ну, тогда, друг мой, — хитро прищурился Виталий Степанович, — надо все делать по-честному. Берусь договориться с главным, что ты готовишь эксклюзивный материал о маргиналах. Но!.. — Бабель сделал паузу со значением: — Предлагаю заключить хотя бы устный договор об условиях — о вашем, Константин, реальном пребывании на дне...
— Вы что задумали? — испугалась Леночка.
— Не бери в голову, — успокоил ее Платонов, — чтобы понять, надо узнать изнутри. Что с того, если на недельку стану бомжом?
— Не знаю... — задумалась Лена. — Но примерять на себя чужую судьбу... Мне это кажется страшным. Причем на каком-то метафизическом уровне.
— Бросьте вы ваш идеализм, девушка, — раздраженно отмахнулся Бабель, — тут о другом речь. Настоящее журналистское расследование невозможно без полного погружения. Константин Игоревич хочет поиграть в крутого профессионала...
— Вот именно — поиграть, — перебила Куравлева.
— А я как раз предлагаю серьезное исследование.
— Условия? — не выдержал Платонов.
— Вы отдаете мне на хранение все документы, ключи от квартиры, мобильный, берете с собой минимум наличных средств, одеваетесь во все старое, в обноски — так сказать, и — лучше всего — отправляетесь в другой город, где пытаетесь выжить неделю-две!.. — сказал, как отстрелил, Виталий Степанович и выжидательно воззрился на оппонента, полагая его скорый отказ.