Движда
Шрифт:
— Жить можно, — оценил обстановку Бабель.
— А то! — подтвердил Федор, сметая со стола рыбьи кости, потроха и чешую — свидетельство предыдущих пивных посиделок. — Эти придурки даже отопление еще не выключили. Развеивают народное тепло. Правильно, газа-то в стране, как воздуха.
— Стаканы? — озадачился Бабель.
— Я разовые взял, — успокоил Константин.
— Водку из горла — не гигиенично, — прокомментировал свой вопрос Виталий Степанович.
— Интеллигенция... — наконец-то подал голос Виктор, усаживаясь на самый приличный табурет, и длинно заковыристо выматерился. — Ладно, наливай, — снизошел он.
— За знакомство, — предложил Федор, все чокнулись хрупким пластиком и уже молча выпили.
Закусили солеными огурчиками «Дядя Ваня, по-берлински», пирожками с картошкой, быстро разлили по второй, снова закусили, а перед третьей Бабель попытался завязать беседу, отчего Платонов почувствовал себя лишним. Получалось, это не он, а Бабель сейчас «погружается» в другую жизнь.
— А что, мужики, где-то по-легкому здесь на билеты заработать можно?
Виктор и Федор посмотрели на пожилого журналиста с сомнением и одновременно нескрываемой иронией. Так, пожалуй, смотрят успешные торгаши на прижимистых покупателей с бюджетными зарплатами.
— Паспорт-то не заработаешь, — напомнил Виктор.
— Да, валяется сейчас где-нибудь на перегоне, — наигранно-огорченно вздохнул Бабель.
— Часы продай, — подсказал Константину Федор, — крутые котлы, на такси хватит.
— Да... Подарок... Но если надо, продам, — неуверенно ответил Платонов. — Давайте еще по одной.
— А кто против? — радостно оскалился Федор, обнажая стальные фиксы.
Виктор, между тем, посмотрел на Платонова едким пронизывающим взглядом, и последнему показалось, что тот видит даже три тысячных купюры у него в носках. Платонов под этим взглядом торопливо налил.
— А ты, Костя, кем работал, до того, как в буровые подался? — спросил Виктор.
— Да так, — немного растерялся Платонов, вспоминая легенду, — писал, переводил, в газетах подрабатывал...
— Писатель, что ли?
— Не, писатель круче, для этого талант нужен.
— Талант везде нужен, — подытожил Федор, — давайте, — он поднял стакан, — за талант.
— А где — если что — переночевать можно? — спросил, не закусывая, Виталий Степанович.
— Да здесь можно, тепло пока, — ответил Виктор и переглянулся с Федором.
— Так это, наверное, ваша хата? — спросил Платонов.
— Не, — покачал головой Виктор, — не наша... Здесь так, бухнуть. Бабу приличную и то сюда не привести. Бомжи здесь часто.
— А вы чем занимаетесь? — как бы между делом поинтересовался Виталий Степанович.
— Всем помаленьку, — отрезал Виктор таким тоном, который не предполагал развернутого ответа.
— Ну да, понятно, — зачем-то и с чем-то согласился Виталий Степанович.
— Слышь? — вскинулся вдруг на него Виктор. — А чё вы от нас хотите? А? Че надо-то? Я че, на лоха похож?
— Ты че, брат? — попытался восстановить статус-кво Платонов. — Че поднялся-то? Сидим спокойно...
— Ты наливай, давай, по вам же видно, что че-то вынюхиваете. На какую контору работаете? Ты, дядя — очкарик, — вернулся он снова к Бабелю, — по тебе же видно, что ты профессиональный нюхач. Че, не так?
— Да ты, Виктор, не кипятись, — Бабель вдруг потерял свою «опытную» уверенность и, что называется, поплыл, в отличие от Платонова, который, напротив, казался спокойным.
Федор с интересом наблюдал за допросом и почему-то хитро подмигивал Константину. Мол, вот как он его. Точно Платонов был с ними заодно.
— Может, все-таки выпьем? — спросил Платонов.
— Да выпьем, выпьем, — не глядя в стакан, хлебнул Виктор, но на Бабеля смотрел так, словно вот-вот припечатает его своим кулаком в наколках.
Бабель, не в силах выдержать его надменного взгляда, переключился на банку с огурцами.
— По-берлински, как будто не могут по-русски сделать... — зачем-то сказал он.
Следующей целью Виктора, как и следовало ожидать, стал Платонов. Он в это время открыл вторую бутылку и разлил. Виктор выпил, не дожидаясь остальных, и прищурился на Платонова, который тут же наполнил его стакан на треть.
— Шестеришь? — ухмыльнулся он.
— В камере шестерят. А я просто по-человечьи. Хочешь — пей, не хочешь — никто не льет за шиворот. — Константин знал, что отступать перед такими людьми нельзя. Чуть сдал назад — и ты в полной зависимости.
— Под тертого косишь? — склонился в его сторону Виктор, и Платонов понял, что все закончится мордобоем. Он с сожалением глянул на Бабеля, который тоже начал понимать, что здесь его опыт и журналистский азарт не имеют никакого веса. Выглядел Бабель жалко и растерянно. Константин же попытался напоследок выпутаться.
— Ладно, хорош бухать, пойдем мы.
— Да, пора, — поддержал Бабель и даже поднялся.
— Сядь, чмо! — гаркнул вдруг Виктор так, что Бабель заметно вздрогнул. — Сядь, я сказал!
Федор в этот момент ногой с силой подоткнул ему под ноги пластиковый ящик, на котором он только что сидел, Бабель едва устоял, и вынужден был вернуться на место. На лице у Федора при этом не было и доли агрессии.
— Че торопишься-то? — притворно-дружелюбно спросил он.
— В мусарню успеешь, — добавил Виктор.
Теперь уже Платонов выпил, не объявляя тоста, и налил себе еще.
— Частишь, — заметил ему Виктор.
— Душа просит, — его же тоном ответил Константин, пытаясь хоть как-то представить диспозицию будущего боя. Какое-то время Платонов увлекался модными восточными единоборствами, но прекрасно понимал, что мастера рукопашного боя побеждают только в кино. Эффектно и стремительно. Но сейчас он предпочел бы рвануть, не оглядываясь, по лестнице или прямо в окно. Рванул бы, если б не Бабель, который даже не догадался снять свои двояковыпуклые очки, под стеклами которых так явно проступал испуг. Главное, что понимал в этот момент Платонов, — он теряет драгоценные секунды, необходимые на нанесение превентивных ударов. Что-то мешало ему — не страх даже — а именно ненужная в таких случаях порядочность. Нельзя бить первым? Да кто сказал, если ты точно знаешь, что тебе сейчас отвесят по полной, или саданут под сердце финский нож? Совсем ни к месту вспомнился недавний спор с тем же Бабелем, который, начитавшись псевдоисторика Суворова-Резуна (а, по сути, предателя), доказывал, что Сталин первый должен был напасть на Гитлера, а тот его упредил. Константин ответил тогда с явным раздражением: да надо было шибануть, а не катиться до Москвы, чтоб вылезать потом из берлоги. И что теперь мешало самому?..