Движимые

Бромберг Кристи

Внезапно Колтон сдвигается на кровати и садится, хватая меня за руки, когда я поворачиваюсь обратно на спину.

— Прошу, Райли… не решай пока… просто выслушай остальное, хорошо? — слышу отчаяние в его голосе, и это меня расстраивает, потому что я точно знаю, что он чувствует, я сама говорила подобным тоном.

Когда сказала, что люблю его.

Мы сидим, он держит мои руки в своих — это наша единственная связь, несмотря на чувство, что для меня он словно воздух, которым я могу дышать. Ощущаю, как от него исходит напряжение, когда он пытается выразить мысли, роящиеся в его голове.

— Как мне это объяснить? — задает он вопрос в пустоту номера, громко вздохнув, прежде чем начать. — Когда ты участвуешь в гонке,

то едешь так быстро, что все за пределами твоей машины — обочина, толпа, небо — все превращается в огромное, размытое пятно. Конкретно ничего невозможно различить. В машине есть только я, а все, что за пределами моего маленького пузыря становится частью пятна. — Он останавливается на мгновение, сжимая мои руки, чтобы остановить нервную дрожь, перестраиваясь, чтобы попытаться объяснить лучше. — Это похоже на то, когда ты ребенком катаешься на карусели… все в поле твоего зрения становится сплошным размытым изображением. Понимаешь, о чем я?

Не могу обрести голос, чтобы ответить ему. Его беспокойство проникает и в меня.

— Да, — удается выдавить мне.

— Я слишком долго прожил в этом тумане, Райли. Никакой ясности. Я никогда не останавливался достаточно надолго, чтобы обратить внимание на детали, потому что если я это сделаю, то все — мое прошлое, мои ошибки, мои эмоции, мои демоны — догонят меня. Искалечат. Жить в этом тумане всегда легче, чем остановиться, потому что если я остановлюсь, то, возможно, мне придется что-то почувствовать. Мне придется открыться тому, от чего я всегда защищался. От вещей, укоренившихся во мне, от дерьма, которое случилось со мной в детстве. Дерьма, которое я не хочу вспоминать, но постоянно вспоминаю. — Он отпускает мою руку и трет лицо. Звук от прикосновения его руки к щетине — приятный звук для меня, успокаивающий.

— Мое прошлое всегда маячит в памяти. Всегда угрожает раздавить. Затащить обратно, утянуть под воду. — Слышу, как в его голосе сгущаются эмоции, в порыве тянусь и снова хватаю его за руку. Сжимаю ее — молчаливый знак поддержки против того ада, что бушует внутри его головы. — Жить внутри этого пятна — все равно что жить в пузыре. Это позволяет мне контролировать скорость, с которой я двигаюсь… замедляться, если нужна передышка, но никогда не останавливаться. Я всегда был за рулем… всегда держал все под контролем. Всегда был в состоянии ускориться, раздвинуть границы, когда что-то подбиралось слишком близко…

— А затем я встретил тебя… — изумление в его голосе откровенное и искреннее и трогает меня настолько, что заставляет сесть, так что теперь я, скрестив ноги, прижимаюсь своими коленями к его. Он снова находит мои руки и крепко их сжимает. — В ночь, когда я встретил тебя, это было похоже на вылетевший из этого пятна цвета и взорвавшийся надо мной фейерверк. Такой яркий и красивый… и так враждебно настроенный… — усмехается он, — …что я не смог отвести взгляд, даже если пытался. Словно жизнь ударила по тормозам, а я даже и не касался педали. Меня сразу же повлекло к тебе, к твоей жизненной позиции, твоему отказу мне, твоему уму… твоему невероятному телу. — Чувствую, как он пожимает плечами при последних словах, нисколько не раскаиваясь, и не могу сдержать улыбку или надежду, которая начинает расцветать в моей душе. — …ко всему, что касается тебя. В ту первую ночь ты стала для меня искоркой чистого цвета в мире, который всегда был одним большим смешанным пятном.

Слова ускользают от меня, когда я пытаюсь осмыслить то, что он мне говорит. Как только я принимаю решение, он говорит что-то настолько мучительно и невероятно прекрасное, что я не могу не чувствовать, как сердце наполняется любовью к нему. Колтон мирится с моим молчанием и тянется ко мне, чтобы обхватить мою голову руками, прежде чем продолжить. Нежность его прикосновений вызывает на глазах слезы.

— В ту первую ночь ты разожгла искру, Райли, и с тех пор каждый день ты давала мне

силы замедлиться настолько, чтобы разглядеть пятно, которого я всегда боялся. Даже когда мне не хочется этого делать, твоя спокойная сила — знание, что ты рядом — подталкивает меня к тому, чтобы стать лучшим человеком. Лучшим мужчиной. С тех пор, как ты вошла в мою жизнь, все, наконец-то, обрело четкость, определенные цвета… не знаю… — слышу его борьбу, склоняюсь к его ладони и нежно ее целую, он вздыхает. — Не знаю, как еще это объяснить, но знаю, что не могу вернуться к своему прежнему существованию. Ты нужна мне в моей жизни, Райли. Мне нужно, чтобы ты помогла мне продолжать видеть цвета. Чтобы замедлить ход событий. Чтобы позволить мне чувствовать. Мне нужно, чтобы ты была моей искоркой…

Он наклоняется и нежно касается моих губ.

— Пожалуйста, будь моей искоркой, Рай… — умоляет он, касаясь меня губами.

Я подаюсь вперед и прижимаюсь к нему губами, разжигая поцелуй, углубляя, проскальзываю языком в его рот, потому что слова и мысли в моей голове и сердце так перемешаны, что я боюсь говорить. Боюсь, что в этот момент его откровения — если я выплесну то, что у меня на сердце — я погублю его. Поэтому вместо этого я вливаю все это в свой поцелуй. Он притягивает меня к себе, усаживая на колени, поклоняясь моим губам так, как может только он. Благоговение, с которым он произносит мое имя между поцелуями, заставляет слезу скатиться по моей щеке.

— Возможно, я не смогу выразить словами то, что тебе нужно услышать, но клянусь Богом, Райли, я постараюсь. А если не смогу, то покажу. Я покажу тебе всем тем, что у меня есть — всем, чего бы мне это ни стоило — какое место ты занимаешь в моей жизни, — бормочет он, разрушая все возможные формы защиты до последней, какими я охраняла свое сердце.

Он просто украл его полностью.

И я более чем охотно его отдала.

Он обхватывает меня руками и утыкается лицом мне в шею, крепко удерживая продолжительное время, его уязвимость ощутима. Моим разумом движут ощущения и эмоции, убирая любые обиды, так что я могу просто наслаждаться этой беззащитной стороной Колтона, которая проявляется так редко. Вдыхаю наш смешанный аромат. Чувствую грудью биение его сердца. Тепло его дыхания на своей шее. Силу его рук, когда они крепко держат меня. Царапины от его щетины на моей обнаженной коже. Его присутствие приносит мне покой, просто находясь рядом. Столько всего, что нужно впитать — закупорить на другой день — чтобы я могла вспомнить это, когда мне это больше всего будет нужно.

Потому что я знаю, быть с Колтоном — оставшись с Колтоном — любя Колтона — гарантировано, что эти воспоминания понадобятся мне в самое непредсказуемое время, чтобы помочь справиться с тем, что я знаю, неизбежно наступит.

— Я тону. Твое молчание меня убивает. Ты можешь что-нибудь сказать? Брось мне спасательный круг, прошу — говорит он, и это заставляет меня тут же задуматься о словах, сказанных мне Бэккетом по дороге в Вегас и чуть ранее.

— Пойдем, — шепчу я ему, проводя руками вверх и вниз по его спине. Он притягивает меня сильнее и глубже вжимается в мою шею. — Завтра у тебя длинный день. Уже поздно. Тебе нужно хоть немного поспать.

Его голова взмывает вверх, и в нашей непосредственной близости я вижу кристально зеленые глаза — их ясность отражает полнейший шок и принятие моих невысказанных слов.

— Ты не уйдешь? — спрашивает он надрывно. — Ты остаешься?

Сдерживаю рыдания, которые почти вырываются из моего горла от его слов. Что я считаю его достойным. Его руки пробегают по моему лицу, вниз по изгибу плеча и обратно. Прикосновения, чтобы убедиться, что я действительно нахожусь перед ним — во плоти — и принимаю его. Принимаю путешествие, в которое он хочет попытаться отправиться и взять меня с собой.