Движимые

Бромберг Кристи

Человек-Паук. Бэтмен. Супермен. Железный человек.

Какого черта произошло? У меня не было этого сна больше пятнадцати лет. Почему сейчас? Почему… вот черт! Ох, черт! Райли. Райли видела это. Райли была свидетелем кошмара, в котором я никогда не признавался. Кошмара, полного того, о чем абсолютно никто не знает. Говорил ли я что-нибудь? Слышала ли она что-то? Нет, нет, нет! Нельзя, чтобы она об этом знала.

Нельзя, чтобы она здесь находилась.

Стыд

проносится сквозь меня и подкатывает к горлу, заставляя глубоко дышать, чтобы снова не стошнило. Если она узнает, какие вещи я делал — вещи, которые он заставлял меня делать, вещи, которые я делал без борьбы — тогда она поймет, что я за человек. Она поймет, какой я ужасный, грязный и негодный. Почему любить кого-то, принимать любовь от кого-то для меня невозможно. Никогда.

Глубоко укоренившийся страх, который живет внутри меня прямо под поверхностью — связанный с тем, что кто-то узнает правду — вздымается, переливаясь через край.

Вот дерьмо, только не снова. Мой желудок яростно бунтует, и когда проходят рвотные позывы, смываю воду в унитазе и заставляю себя подняться. Ковыляю к раковине и трясущимися руками выжимаю на зубную щетку тонну пасты и с остервенением чищу зубы. Закрываю глаза, желая избавиться от чувств, пытаясь вспомнить ощущение рук Райли — вместо любой из многочисленных женщин, которыми я беззастенчиво пользовался на протяжении многих лет, чтобы попытаться задушить ужас в моем сознании — чтобы стереть воспоминания.

Использовать удовольствие, чтобы похоронить боль.

— Черт! — это не помогает, поэтому я скребу зубы, пока не чувствую медный привкус кровоточащих десен. С грохотом роняю зубную щетку на столешницу и набираю в ладони воду, брызгая себе на лицо. Когда Райли входит в ванную, фокусируюсь на отражении ее ног в зеркале. Делаю глубокий вдох. Я не могу позволить ей видеть меня таким. Она слишком умна, — у нее слишком много опыта в такого рода дерьме — и я не готов к тому, чтобы в моем шкафу обнаружили скелеты и провели через тщательный допрос.

Не думаю, что когда-нибудь буду готов.

Вытираю лицо полотенцем, не зная, что делать. Опустив его, смотрю на нее. Боже, она так невероятно чертовски прекрасна. От ее вида перехватывает дыхание. Голые ноги, выглядывающие из-под моей мятой футболки, смазанная подводка для глаз, волосы, спутанные ото сна, и полоска от подушки на щеке — ничто из этого не умаляет ее привлекательности. А по какой-то причине даже усиливает. Делает ее такой невинной, такой недосягаемой. Я не заслуживаю этого. Она намного больше того, чем кто-то вроде меня достоин обладать. Сейчас она слишком близко, ближе, чем я когда-либо кому-то позволял быть. И это наводит на меня ужас. Я никогда никому не позволял так далеко зайти, потому что это означает делиться секретами и открыть прошлое.

И потому что это значит, что она тебе нужна.

Я всегда нуждался только в себе — нужда в других приводит только к боли. К отказу. К неописуемому ужасу. И все же, прямо сейчас Райли нужна мне. Каждая клеточка тела хочет сейчас подойти, притянуть ее к себе и прижаться к ней. Воспользоваться теплом ее мягкой кожи и тихими вздохами, чтобы облегчить распирающее грудь давление. Потеряться в ней, чтобы вновь обрести себя, хотя бы на минуту. И по этой причине она должна уйти. Как бы я ни хотел, я не могу… просто не могу так с ней поступить. С собой. Со своей тщательно выстроенной жизнью и способом с этим справляться.

Одному лучше. Один я знаю, чего ожидать. Могу заранее спланировать ситуации и попытаться избавиться от проблем. Дерьмо! Как я собираюсь это сделать? Как оттолкну единственную женщину, которую когда-либо думал подпустить к себе?

Лучше потерять ее сейчас, чем когда она сбежит, узнав правду.

Делаю вдох, укрепляющий готовность, и встречаюсь с ней взглядом. В фиалковых глазах роится столько эмоций, и вот она, жалость, которая выводит меня из себя, позволяя ухватиться за нее и использовать в качестве убогого оправдания тому, что я собираюсь сделать. Я видел этот взгляд так много раз за свою жизнь, и ничто не раздражает меня больше. Я не благотворительная организация. Мне не нужна ничья чертова жалость.

Особенно ее.

Она произносит мое имя своим сексуальным голосом, и я почти уступаю.

— Не надо, Райли. Ты должна уйти.

— Колтон? — ее глаза изучают меня, задают так много вопросов, но ни один не слетает с ее губ.

— Уходи, Райли. Я не хочу, чтобы ты была здесь. — Она бледнеет от моих слов. Я смотрю ей в лицо и вижу, как дрожит нижняя губа. Прикусываю губу изнутри, желудок сводит и такое чувство, что меня сейчас снова вырвет.

— Я просто хочу помочь…

Внутренне вздрагиваю от надрыва в ее голосе, ненавидя себя за боль, которую, знаю, собираюсь ей причинить. Она так чертовски упряма, и я знаю, она не сдастся без боя. Она делает ко мне шаг, и в ответ я скрежещу зубами. Если она прикоснется ко мне — если я почувствую ее пальцы на коже — я сдамся.

— Убирайся отсюда! — рычу я, ее глаза взлетают вверх, встречаясь со мной, в них вспыхивает недоверие, но еще я чувствую ее решимость утешить меня. — Убирайся на хрен отсюда, Райли! Я не хочу, чтобы ты была здесь! Ты мне здесь не нужна!

Ее глаза расширяются, она стискивает челюсть, чтобы не дрожали губы.

— Ты ведь это не всерьез.

Спокойная смелость в ее голосе бьет по ушам и разрывает на части душу, о существовании которой я и не подразумевал. Меня убивает смотреть, как я причиняю ей боль, набрасываюсь на нее, а она готова стоять и слушать, лишь бы убедиться, что я в порядке. Сейчас она как никогда доказывает, что на самом деле святая, а я определенно грешник.

Господи Иисусе, вашу ж мать!