Движущиеся картинки

Пратчетт Терри Дэвид Джон

Но здесь все складывалось иначе. Здесь, сделав одну сцену, через минуту делали другую, действие которой происходило днем раньше и в другом месте. А все потому, что Достабль, не желая платить лишние деньги, взял в прокат палатки, предполагая одновременный клик обеих сцен. Тебе же следовало иметь в виду лишь Настоящее и постараться забыть обо всем остальном, а это крайне трудно – в особенности если все время ждешь это странное ощущение…

Оно так и не явилось. После очередной, довольно унылой сцены сражения Достабль объявил, что все, картинка закончена.

– А разве конец делать не будем? – спросила Джинджер.

– Вы сделали его утром, –

ответил Солл.

– А-а!…

Воздух наполнился демоническим стрекотом, – бесенят выпустили из ящика, и теперь они сидели на краю своего обиталища, болтая маленькими ножками и пуская по кругу крохотную сигаретку. Статисты выстроились в очередь за расчетом. Верблюд лягнул вице-президента по верблюдам. Рукояторы смотали отрисованные мембраны на огромные бобины и разошлись в разные стороны, чтобы втайне, как водится у рукояторов, под покровом ночи, предаться ремеслу ножниц и клея. Мисс Космопилит, вице-президент по гардеробу, собрала костюмы и куда-то с ними уковыляла.

Несколько акров пустыря с чахлыми сорняками перестали быть волнистыми дюнами Великого Нефа и снова стали пустырем с чахлыми сорняками. У Виктора было чувство, что с ним происходит нечто подобное.

По одному и по двое со смешками и прибаутками разошлись создатели магии движущихся картинок, напоследок договариваясь о встрече у Боргля.

Джинджер и Виктор остались вдвоем в расширяющемся круге пустоты.

– Когда из нашей деревни уезжал цирк, я испытывала нечто подобное, – промолвила Джинджер.

– Достабль говорил, что завтра будем делать новую картинку, – сказал Виктор. – По-моему, он их придумывает прямо на ходу. Ну а мы с тобой свои десять долларов получили. За минусом комиссионных, причитающихся Гасподу, – добросовестно уточнил он. Глупо улыбаясь, он смотрел на свою партнершу. – Гляди веселей! Ты ведь делаешь то, что всегда хотела делать.

– Не говори ерунды. Два месяца назад я даже не знала о движущихся картинках. Их просто не существовало.

Они бесцельно брели в сторону города.

– И кем же ты хотела стать? – отважился спросить он.

Она пожала плечами:

– Не знаю. Знаю только, что дояркой мне быть никогда не хотелось.

Слово «доярка» было знакомо ему с детства. Виктор попытался связать отрывочные образы.

– А мне всегда казалось, что дойка коров – интересное занятие, – нерешительно сказал он. – Запах лютиков, бодрость, свежий воздух.

– Холодно, сыро, а только закончишь доить – эта чертова тварь лягнет ведро, и оно опрокинется. Давай не будем говорить о коровах. И об овцах. И о гусях тоже не будем. Я нашу ферму просто ненавидела.

– Понимаю.

– А еще, когда мне было пятнадцать лет, меня хотели выдать за двоюродного брата.

– Не рановато?

– Да нет… В наших краях все в таком возрасте выходят замуж и женятся.

– Почему?

– Наверное, чтобы было чем занять субботний вечер.

– А-а.

– А ты, разве не хотел кем-нибудь стать? – спросила Джинджер, вложив весь пренебрежительный смысл вопроса в одно коротенькое местоимение.

– В общем-то, не хотел, – ответил Виктор. – Каждая работа выглядит интересной – пока ей не займешься. В конечном итоге работа всегда останется работой. Пари держу, что даже такие личности, как Коэн-Варвар, вставая по утрам, думают: «Ох, только не это, опять целый день топтать подошвами сандалий эти скучные золотые престолы!»

– И что, он в самом деле этим занимается? – с невольным интересом спросила Джинджер.

– Да.

Если верить рассказам.

– Зачем?

– Понятия не имею. Такая у человека работа.

Джинджер зачерпнула пригоршню песка. В ней обнаружились крохотные белые ракушки, оставшиеся лежать в ладони, после того как сам песок тихими струйками просочился сквозь пальцы.

– Помню, как в нашу деревню приехал цирк, – сказала она. – Мне было десять лет. В цирке выступала девушка в трико с блестками. Она ходила по канату. Даже могла кувыркаться на нем. Все кричали, хлопали. Мне тогда на дерево влезть не позволяли, а ей хлопали. Вот тогда-то я все и решила.

– Ага, – сказал Виктор, пытаясь разобраться в тайнах психологии. – Ты решила, что обязательно должна кем-то стать.

– Не угадал. Тогда я решила, что стану больше чем кем-то.

Она швырнула ракушки в сторону заходящего солнца и рассмеялась.

– Стану главной мировой знаменитостью, все будут в меня влюбляться, и я буду жить вечно.

– Всегда полезно знать, чего хочешь, – дипломатично заметил Виктор.

– Знаешь, в чем трагедия этого мира? – продолжала Джинджер, не обращая на него ни малейшего внимания. – Трагедия его в том, что здесь полно людей, так и не узнавших, кем они хотят стать или в чем заключается их талант. Сыновья, пришедшие в кузницу потому, что там работали их отцы. Неподражаемые флейтисты, которые состарились и померли, так и не увидев никогда музыкального инструмента, и по этой причине ставшие не флейтистами, а пахарями-недотепами. Таланты, которые так и не были обнаружены… Возможно, при рождении эти люди ошиблись временем, поэтому их таланты так никто и не открыл.

Она перевела дыхание.

– Трагедия в том, что некоторые люди так и не узнали, кем они могли бы стать. Всему виной – упущенные возможности. Так вот, Голывуд – моя возможность, и это время – мое. Ты понимаешь?

Виктор ничего не понял из ее слов.

– Ага, – кивнул он.

Магия для простых людей, как говорит Зильберкит. Кто-то крутит ручку, а ты чувствуешь, как жизнь становится иной.

– И это касается не только меня, – продолжала Джинджер. – Эта возможность дана всем нам. Всем тем, кому не удалось родиться волшебниками, королями или героями. Голывуд – это большой кипящий котел, и на его поверхность всплывает уйма необычного, непривычного. Все кругом находят себе новые занятия. Ты знаешь, что женщинам в театрах играть не дозволено? Зато в Голывуде это можно. В Голывуде находится занятие даже для троллей, и находятся тролли, которые им занимаются, а не головы людям разбивают. А что делали рукояторы до того, как появились ручки, которые нужно крутить?

Она неопределенно махнула в сторону далеких огней Анк-Морпорка.

– А скоро найдут способ соединить движущиеся картинки со звуком, и тогда появятся люди, которые невероятно здорово умеют делать… умеют звучить. Пока они об этом и не догадываются, но они уже на подходе. Я их чувствую. Они совсем рядом.

В глазах ее полыхало золотое пламя. «Возможно, в них отражается заходящее солнце, – подумал Виктор, – однако…»

– Если бы не Голывуд, сотни людей никогда бы не узнали, какое занятие им по душе. И многие тысячи благодаря ему могут забыться на час-другой. Весь этот треклятый мир содрогнулся и закачался.