Движущиеся картинки
Шрифт:
– Вот-вот, – сказал Виктор. – Это меня и пугает. Нас словно сортируют, располагают по ячейкам. Мы думаем, что мы пользуемся Голывудом, а это он использует нас. Всех без исключения.
– Использует? Для чего?
– Не знаю, но…
– Возьми, к примеру, волшебников, – снова заговорила Джинджер, пылая негодованием. – Кому какая польза от их магии?
– Прежде всего, магия сохраняет целостность мира… – начал было Виктор.
Но Джинджер менее всего была настроена выслушивать возражения.
– Они, конечно, мастера создавать
– Можно и каравай, только на очень короткое время, – тушуясь, сказал Виктор.
– Что-то я не поняла.
– Такое реальное явление, как каравай, содержит в себе очень много… ну, как это… энергии, если говорить твоим языком. Для воссоздания такого объема энергии потребуется колоссальная сила. Даже самые классные волшебники не смогут создать хлеб, который просуществует дольше крохотной доли секунды. Но, видишь ли, основная задача магии заключается вовсе не в этом, – поспешно добавил он. – Дело в том, что мир…
– Да кому это интересно? – прервала его Джинджер. – Вот Голывуд действительно служит простым людям. Магия серебряного экрана.
– Что на тебя нашло? Вчера…
– То было вчера, – нетерпеливо перебила его Джинджер. – Неужели ты не понимаешь? Ведь теперь мы можем чего-то достичь. Можем кем-то стать. И это благодаря Голывуду. Пусть устрицей мне будет этот мир…
– Я открою его специальным ножом для устриц, – закончил Виктор.
Она досадливо отмахнулась.
– Да чем угодно, – сказала она. – Хотя я, вообще-то, думала о мече.
– Правда? А по-моему, ножом удобнее.
– Казначе-е-ей!
«С какой стати я должен бегать как мальчишка, это в мои-то годы?! – думал казначей, спеша по коридору на призывный рык аркканцлера. – И что его так привлекло в этой проклятой штуковине? Чертов горшок!»
– Иду, мэтр, – прогудел он.
Стол аркканцлера был завален старинными документами.
После кончины волшебника все его бумаги помещаются в одно из внешних хранилищ библиотеки. И тихо плесневеющие штабеля бумаги, колыбель таинственных жучков и гнили, уходили лабиринтом полок в даль, недоступную воображению. Среди волшебников крайне популярна была тема, что бумаги-де содержат богатейший материал для исследователей, лишь бы нашелся такой заинтересованный человек.
Казначей был раздражен. Он никак не мог найти библиотекаря. В последние дни человекообразная обезьяна как сквозь землю провалилась. Казначею приходилось самому рыться во всех бумагах.
– По-моему, это последние документы, мэтр, – сказал он, обрушивая на стол кучу пыльных фолиантов.
Чудакулли замахал руками на взметнувшееся облачко моли.
– Бумаги, бумаги, бумаги… – проворчал он. – Интересно, сколько всего таких вот бумажек насчитывает его архив?
– Э-э… 23 813,
– Только погляди, – говорил аркканцлер. – Звездный Числитель… Клерикатор – счетчик для использования в церковных сферах… Болотный Измеритель… Болотный Измеритель! Этот тип был умалишенным!
– Напротив, у него был весьма обширный ум.
– Считай, что это одно и то же.
– Э-э… Аркканцлер, а это действительно так важно? – отважился спросить казначей.
– Эта пакость пуляла в меня шариками, – сказал Чудакулли. – Один раз, потом другой!
– За этим не следует усматривать… э-э… так сказать, личного… выпада…
– А я хочу знать, как она сделана, дружище! Только представь, какие здесь возможности для настоящего спортсмена!
Казначей попытался вообразить одну-две такие возможности.
– Мне кажется, что при создании своего устройства Риктор не рассчитывал, что оно будет использовано в целях убоя невинных тварей, – промямлил он, уже ни на что не надеясь.
– А что мне до его расчетов! Где эта штука сейчас?
– Я распорядился обложить ее мешками с песком.
– Хорошая мысль. Это…
…Уамм… уамм…
Из коридора донесся приглушенный звук. Волшебники обменялись многозначительными взглядами.
…Уамм… уаммУАММ.
Казначей затаил дыхание.
Плюм.
Плюм. Плюм.
Аркканцлер бросил взгляд на песочные часы, стоящие на каминной полке.
– Теперь она срабатывает каждые пять минут, – заметил он.
– И бьет тремя шариками подряд, – отметил казначей. – Надо распорядиться, чтобы положили побольше мешков с песком.
Он полистал пачку бумаг. Вдруг взгляд его зацепился за некое любопытное слово.
«Реальность».
Казначей взглянул на почерк, ровно струящийся по странице. Буквы были мелкие, сжатые, старательно выписанные. Кто-то говорил ему, что такая манера почерка объясняется анальным задержанием, которым на самом деле страдал Числитель Риктор. Казначей понятия не имел, что это значит, и от души надеялся вечно оставаться в своем неведении.
Другим любопытным словом оказалось «измерение». Взгляд казначея скользнул к началу и уперся в подчеркнутое заглавие, гласящее: «К вопросу касательно объективного измерения реальности».
В верхней части страницы помещалась диаграмма. Казначей впился в нее взглядом.
– Нашел что-нибудь? – спросил аркканцлер, не поднимая головы.
Казначей сунул бумагу в рукав мантии.
– Ничего существенного, – сказал он.
Где-то внизу с грохотом бился о берег прибой. (…А еще ниже, глубоко под водой, омары, пятясь задом, расхаживали по затонувшим улицам…)
Виктор подбросил в костер щепку. Она загорелась синим от соли пламенем.
– Не понимаю ее, – сказал он. – Вчера была совершенно нормальной, что ей сегодня в голову ударило?