Движущиеся картинки
Шрифт:
– Но ведь сейчас-то не ночь, – сказала Джинджер. – Еще только утро.
Достабль вытаращился на нее. Разинул, захлопнул и снова открыл рот.
– Солл! – крикнул он.
– Мы не можем делать клик ночью, дядя, – поспешно сказал Солл. – Демоны ничего не увидят. Может, поставим перед началом сцены карточку «Ночь» и…
– Это уже не магия движущихся картинок! – осадил его Достабль. – Это просто полусырая стряпня!
– Извините, – сказал Виктор. – Прошу прощения, что вмешиваюсь, но ведь это не имеет значения – разве демоны
Все на миг остолбенели. Достабль оглянулся на Бригадира.
– Не выйдет, – сказал тот. – Они то, что видят, нарисовать толком не могут, обязательно что-нибудь перепутают. Представляю, как они изобразят то, чего не видят…
Достабль почесал нос:
– Я, пожалуй, готов с ними договориться.
Рукоятор пожал плечами:
– Ты не понял, господин Достабль. На что им деньги? Они их просто съедят. Стоит только приказать им рисовать то, чего здесь нет, и ждите…
– А может, представим все так, что дело происходит в полнолуние? И светит ну очень полная луна? – предложила Джинджер.
– Хорошо придумано, – сказал Достабль. – Мы поставим карточку, на которой Виктор говорит Джинджер: «Какая яркая сегодня луна, бвана!»
– Давайте попробуем, – дипломатично ответил Солл.
Наступил полдень. Голывудский холм млел под солнцем, что обсосанный желтый леденец. Рукояторы вращали ручки, взад и вперед с восторженным рвением носилась толпа статистов. Достабль клял всех по очереди. Была снята первая в истории Кинематографии картинка, где три гнома, четыре человека, два тролля и одна собака едут на одном верблюде, причем все до одного в ужасе кричат, чтобы он остановился.
Виктора подвели к верблюду познакомиться. Тот обмахивался длинными ресницами и медленно пережевывал нечто, похожее на мыло. При этом он лежал, подобрав под себя колени, и всем своим видом показывал, что рабочее утро у него выдалось очень долгое и что он не из тех верблюдов, которые позволяют человеку садиться им на голову. На сей момент он успел лягнуть уже троих.
– Как его зовут? – опасливо спросил Виктор.
– Мы зовем его Злобный Сукин Сын, – сказал недавно назначенный вице-президент по отношениям с верблюдами.
– Что-то не похоже на верблюжье имя.
– Для этого верблюда имя самое подходящее, – заверил его погонщик.
– А что плохого в том, чтобы быть сукиным сыном? – включился в разговор некто третий. – Я сам сукин сын. Мой отец был сукин сын. Понятно тебе, ты, козел в засаленной ночной рубашке?
Погонщик нервно ухмыльнулся, взглянул на Виктора, повертелся на месте. За ними никого не было. Он глянул вниз.
– Гав, – сказал Гаспод и помахал огрызком хвоста.
– Ты сейчас не слышал, кто-то там что-то сказал? – настороженно спросил погонщик у Виктора.
– Нет, – ответил Виктор. Нагнувшись вплотную к верблюжьему уху, он прошептал – на случай, если данная особь могла отличаться особой, голывудской жилкой: – Слушай, я – друг,
Злобный Сукин Сын дернул плотным, как ковер, ухом [11] .
– А как на нем ездят? – спросил Виктор.
– Когда хочешь, чтобы он шел вперед, обругай его и стукни палкой, а когда захочешь, чтобы он остановился, обругай его и стукни палкой со всего размаху.
– А что делать, когда хочешь, чтобы он повернул?
11
Верблюды слишком умны, чтобы признаваться в том, что они умны.
– Ну-у, это уже из Учебника Второго Уровня. Лучше всего слезть и повернуть его вручную.
– Приготовиться! – рявкнул Достабль в мегафон. – Итак, подъезжаешь к палатке, соскакиваешь с верблюда, сражаешься с огромными евнухами, врываешься в палатку, выволакиваешь девушку, вскакиваешь на верблюда и уносишься прочь. Понял? Справишься?
– Что еще за огромные евнухи? – спросил Виктор.
Один из огромных евнухов застенчиво поднял руку.
– Это я, Морри, – сказал он.
– А, привет, Морри.
– Привет, Вик.
– И я, Утес, – сказал второй огромный евнух.
– Привет, Утес.
– Здорово, Вик.
– Все по местам, – приказал Достабль. – Что тебе, Утес?
– Э-э, я тут думал, господин Достабль… Какова моя мотивация в этой сцене?
– Чего? Мотивация?
– Да. Э-э. Мне это очень нужно, чтобы, э-э…
– А как тебе такая мотивация: не сделаешь то, что нужно, – уволю?
– Идет, господин Достабль, – ухмыльнулся Утес.
– Так, – сказал Достабль. – Все готовы… крути!
Злобный Сукин Сын неловко развернулся и, взбрыкнув ногами под непонятным верблюжьим углом, припустил вперед замысловатой рысью.
Ручка крутилась…
Воздух сверкал.
И тут Виктор проснулся. Ему казалось в тот миг, что он медленно выплывает из некоего розового облака или, быть может, из прекрасного сновидения; вытесняемое светом дня, оно покидает твое сознание, оставляя тебе жгучее чувство утраты, когда безотчетно знаешь – как бы ни было прекрасно то, что готовит тебе день грядущий, ничто не может сравниться с безвозвратно утекающим сновидением.
Виктор закрыл и открыл глаза. Образы стали блекнуть, потом исчезли. Все мускулы болели, словно он и в самом деле недавно натрудил их.
– Что случилось? – невнятно спросил он.
Потом опустил глаза.
– Вот это да.
Вместо верблюжьей шеи его глазам предстала едва прикрытая девичья попка. Так, подумал Виктор, мои дела явно идут на поправку.
– Почему, – спросила ледяным тоном Джинджер, – я лежу на верблюде?
– Понятия не имею. А у тебя были другие планы?
Она соскользнула на песок и попыталась поправить свой наряд.