Двое из будущего. 1904-...
Шрифт:
Я же ему отвечал:
— Я не знаю истинных причин расстрела демонстрации. В моем будущем, когда я учился в школе, было написано, что царь проявил себя малодушно, самоустранился от этой проблемы, возложив ее решение на командующих ротами. Но те учебники, что я читал, были написаны большевиками…. Ах, да, я же вам не сказал…. В семнадцатом году будет вторая революция, а затем еще один переворот, который возглавит Ленин. И Ленин победит и семьдесят лет страной будут править большевики. Так вот, после того как империя большевиков рухнула, про эту историю стали говорить, что в толпе демонстрантов имелись провокаторы и именно они первыми открыли огонь по военным. А те просто им ответили, таким образом разогнав толпу. Что здесь правда, а что нет, я на самом деле не знаю. Скорее всего, правда здесь обоюдная. Ну а
— А после?
— Революция прокатится по всей стране, и царь будет гасить ее два-три года. Но трон Романовых удержится, если вас это интересует.
— Ну а дальше?
— А дальше царь будет вынужден пойти на уступки. Он создаст государственную думу, куда будут избираться депутаты из народа. Первые две думы царь распустит, третья и четвертая, вроде бы, приживутся. Потом страну будут ждать несколько спокойных лет и люди успокоятся. Ну, и в четырнадцатом году у нас случится война с Германией и с ее союзниками.
— Боже мой? С Германией? С ней-то мы чего не поделим?
— В Сараево какой-то террорист убьет эрцгерцога Франца Фердинанда и после этого закрутится такой клубок событий, что наша страна будет вынуждена выполнить свои союзнические обязательства и вступить в войну. И по злой иронии Британцы будут нашими союзниками.
— Тьфу, в гробу я видел таких союзников! — слишком уж эмоционально воскликнул адмирал и кулаком ударил по краю кровати.
— Да уж, из британцев союзники спорные, они сами себе на уме. Это наш Николай совестливый, а с той стороны будут твари беспринципные. Для них союзники, все равно что временные попутчики, которых и обокрасть не грех. Ведь когда Ленин придет к власти, а Германия падет, то будет подписан Версальский договор, в котором Россия в качестве победителя значиться не будет. Хотя…, знаете, Ленин та еще коврижка гнилая, он сам подпишет с Германией сепаратный мир и отдаст ей почти всю Малороссию. Польша по условиям договора получит независимость, а Финляндия будет Лениным отпущена восвояси. Да и Прибалтика, вроде бы, тоже. После будет гражданская война, в которой погибнут миллионы простых людей, а страна превратится в руины. Люди будут умирать от голода.
— Боже, вы говорите ужасные вещи….
— Это еще не все…. Ленин в двадцать четвертом году подохнет от сифилиса, а после него придет Сталин. Может, слышали о таком? Он же Джугашвили. Нет? Ну, так вот, этот будет похлеще Ленина. Он хоть и восстановит страну из руин, но сделает это на крови народа. Он практически уничтожит крестьянские хозяйства, посадит по тюрьмам да лагерям миллионы людей. Расстреляет тысячи людей, под различными выдуманными предлогами, устроит кровавые репрессии. Потом в сорок первом будет еще одна война с Германией и вот тогда нас практически уничтожат. М-да…, - я замолчал на минуту, задумавшись. Макаров тоже молчал, переваривая информацию. Наконец, я продолжил: — А потом мы в сорок пятом победим немцев, выбьем с континента японцев, американцы сбросят на Японию две атомные бомбы, которые с землей сравняют Хиросиму и Нагасаки, и война закончится. И вроде бы все должно было наладиться, да только в мире начнется холодная война между нами и Америкой. И продлится она почти сорок лет. Не пугайтесь, «холодная война» это всего лишь термин. На самом деле это было не так страшно — простое противостояние с американцами по всему миру, постоянная гонка вооружений, да войны в других странах, куда обе стороны будут поставлять свое оружие и насаждать идеологию. Но вот эта-то война и подкосит большевиков и в девяносто первом страна опять развалится. В это время я уже жил и прекрасно помню ту деградацию, что постигла страну. И опять люди станут умирать от голода. Ну а потом вроде бы мы как-то выкарабкаемся и более-менее заживем. Ну а в тринадцатом году будущего века я с другом провалился сюда.
— Боже мой, у вас была ужасная история. Такого просто не может быть!
— М-да, — грустно кивнул я, — сейчас,
— Понимаю, да только напрасно вы это со мною сделали. От меня теперь все равно нет никакого толка. С должности меня вот-вот сместят, а на мое место поставят Витгефта. Вам теперь с ним работать.
— Напрасно вы так. Согласен, было бы лучше, если б вы остались при своей должности и как следует наподдали японцам на море. Но, что сделано, того не воротишь. Сейчас, когда вы узнали мою историю и, надеюсь, поверили в нее, я хотел бы видеть в вашем лице союзника, который поможет мне избежать грядущих трагедий.
Он рассмеялся, словно от смешной шутки. Затряс всклокоченной бородой в мелком припадке, смахнул с уголка глаза проступившую слезу:
— Господи, Василий Иванович, — спустя минуту проговорил он, широко улыбаясь, — вы сильно преувеличиваете мои возможности в качестве вашего союзника. Я вряд ли смогу вам чем-нибудь помочь, особенно теперь, когда я стал калекой.
— Я так не думаю, Степан Осипович. Вы же сможете повлиять на то, чтобы наши радиостанции стали поголовно устанавливаться на военные корабли? Предполагаю, что сможете, а это значит, что даже этой малостью вы поможете стране в следующей войне. К тому же после революции в следующем году царь пойдет на серьезные уступки и разрешит создавать партии.
— Вы хотите создать партию?
— Да, нам надо будет ее создать. И нам надо будет получить места в думе третьего и четвертого созывов. И ваше лицо в качестве одного из депутатов нашей партии очень бы нам пригодилось. Я говорю сейчас серьезно, и я не шучу. Что вы на это скажете?
Он не ответил сразу, задумался. Подтянулся потом на руках и сел на краю кровати, свесив замотанные покалеченные ноги. Пятерней провел по неухоженной бороде, приглаживая седые волосы, потом хмыкнул:
— М-да, предложение ваше весьма необычно, — он глянул мимо меня, уставился в одну точку. Потом вдруг попросил: — Откройте, пожалуйста, окно. Погода разгулялась, солнышко выглянуло, а я тут сижу взаперти.
Я исполнил его просьбу, подошел к противоположному от его кровати окну и после некоторой борьбы с закрашенными петлями, распахнул его настежь. В палату ворвался чистый и свежий воздух, наполненный соленым ароматом моря. Макаров с блаженством потянул ноздрями, прикрыл глаза и только после этого, сказал:
— А лозунги у этой вашей партии какие? Что вы будете декларировать? Царя свергать?
— Знаете, если говорить по-честному, то мне все равно кто будет у власти — Николай ли, брат ли его или же сын Алексей, или же Керенский, который возглавит временное правительство после революции в семнадцатом. Мне это на самом деле безразлично. Главная моя цель в том, чтобы как можно скорее завершить предстоящую войну с германцем, не допустить развала страны и предотвратить гражданскую войну. И большевиков ко власти не пустить ни под каким предлогом.
— Вы так не любите большевиков?
— Дело не в любви. Просто при них прольются реки крови, а гражданская война окончательно разрушит страну.
— Тогда почему бы вам сейчас, пока это все не случилось, не разобраться с Лениным? При ваших-то капиталах это будет не сложно сделать.
— Да, это будет не очень сложно. Но, Степан Осипович, не все так просто. Их сейчас трогать нельзя, потому как в этом случае мы настолько изменим историю, что в дальнейшем мы не сможем понять куда разовьется ситуация и все наши прогнозы полетят к черту. Нет, уж лучше убрать их в самый последний момент, когда их приход вдруг станет неизбежным. Да и убью я Ленина, а на его место встанет Троцкий, про которого я почти ничего не знаю. А этот тип настоящий фанатик, он мечтает разжечь революцию по всему миру и не гнушается для достижения своей цели любых, даже самых мерзких методов. Недаром у нас даже во времена Союза ходила присказка — «врет как Троцкий».