Двое из будущего. 1904-...
Шрифт:
— Это почему же он так считает?
— Вследствие долгого перехода. Машины устанут и многие будут требовать ремонта. Вот так. А у японцев все базы под боком, они там постоянно обслуживаются, проходят проверки.
С говорившим такие вещи зачастую соглашались. Ведь действительно многомесячный переход эскадры вокруг Африки должен был сильно сказаться на кораблях. Но находились и те, кто ставил эти измышления под сомнение:
— Ну и что из того что Жириновский там что-то написал? Я тоже читал его опусы, и я прекрасно помню, как он предсказывал нам сдачу крепости к Новому Году. И что же? Он ошибся! Уже идет февраль, а мы до сих пор сидим в обороне и не даем себя взять. Так что ошибается ваш журналист и никакой
— А как же тогда про расстрел рабочих в столице? Он же и об этом писал! И, главное, угадал все!
— Все равно — Жириновский не пророк. Ему просто повезло.
И такие споры в Артуре стали вестись повсеместно. Теперь у народа было одно развлечение — вычислять дату прихода либо Куропаткина, либо Балтийской эскадры. Всем до чертиков надоела эта осада и хотелось уже мирной и спокойной жизни. И вот ведя такие разговоры, порою споря до хрипоты, люди все же приходили к мнению, что дела у японцев пошли из рук вон плохо и вся их военная компания скатывается в тартарары. Тут и иностранные газеты иногда стали появляться, где журналисты высказывали такое же мнение. Немецкие и французские издания с восторгом преподносили этот факт читателям, а вот американские и особо британские, признавая грядущий факт поражения японцев, с тревогой рассуждали о том, что Россия, сломив «благородного» противника, который строго соблюдал все международные нормы, необычайно укрепляла свои позиции. И даже наступившие волнения не давали никакого шанса на ослабление. Наша армия, получив очередной опыт, стала еще сильнее и признавалась едва ли не самой мощной на Евразийском континенте. И из этого факта британцы делали вывод — нашу страну надо ослаблять. И находили для этого два пути. Первый — самим объявить нам войну и таким образом отвлечь часть сил с Востока. И второй — всеми силами подержать волнения внутри нашей страны и таким образом заставить Николая пойти на ослабление режима и вследствие этого отвлечь часть наших войск на подавление. И, судя по всему, журналистский рупор высказывал именно те настроения, что царили при Британском дворе.
Народ в Артуре, прочтя эти газеты, забеспокоился. Войну на два фронта никто не желал, а революция, хоть и казалась какой-то части привлекательной, но все же всех до смерти пугала. Особенно в связи с тем, что для ее подавления Императору придется задействовать часть армии. И если подобное случится, то становились совершенно непонятны перспективы нашей войты с Японией и ставился вообще вопрос о дате снятия осады. Люди в Артуре страстно желали прекращения войны.
Подобные измышления мне однажды высказали и мои архары. Подсев ко мне на нагретую солнцем лавку, они обеспокоенно спросили:
— А скажите, Василь Иваныч, британцы и вправду могут объявить нам войну?
Я пожал плечами. В мою историю подобного не случилось. Сейчас же, в связи с теми изменениями что произошли, я уже не мог стопроцентно прогнозировать. Британцы, с самого начала поддерживая Микадо, помогали ему в подготовке и всячески подталкивали к обострению с нашей страной. И сейчас, понимая, что их затея прогорает, они могла пойти на экстренные меры.
— Я не знаю, парни, — честно ответил я.
— Как так? — удивились они.
— Да вот так! Или думаете, что я пророк?
— Ну…, - несколько стушевались они, — честно, были такие мысли. Очень уж вы верно все угадывали.
Я улыбнулся.
— Для этого не надо быть пророком. Достаточно просто посмотреть по сторонам.
— Ага, — словно поймав меня на какой-то оговорке, поднял палец Петро, — а как же расстрел рабочих в Питере? Как такое можно угадать?
— Все
— Ну….
— А, знаете ли, что он ходил к нам на заводы?
— Ну, знаем.
— А знаете ли вы, что он работал на охранку?
— Да вы что?! — разом ахнули парни. — Да быть этого не может!
— Может, — кивнул я и признался. — Я и сам с охранкой дела кое-какие имею. И Зубатов в свое время сосватал мне этого Гапона, чтобы я его допустил к себе на завод. Чтобы он там, значит, смог вести свою пропаганду.
И у парней упали челюсти. Это было, конечно, сильное признание. О том, что Гапона мне навязали никто кроме меня, Мишки и самого Зубатова не знал. И все, кто читал новости из столицы и пытался как-то анализировать там происходящее, высказывали мнение, что Гапон работал скорее на каких-нибудь революционеров, но никак не на охранку. Хотя в связи с тем, что Зубатова со службы турнули, вполне было вероятно, что поп работал на обе стороны, преследуя свои мутные цели. Сейчас, когда расстрел случился, пресса стала писать, что главный возмутитель спокойствия вдруг куда-то исчез. И тут высказывались два мнения — либо его уже убили недовольные работодатели, либо он просто сбежал. Я к великому сожалению не помнил его участи и потому предсказать его дальнейшую судьбу не мог. Как, впрочем, и маневры Лондона в связи с нашими военными успехами.
— Рот закройте, ворона залетит, — подначил я своих парней, выводя их из ступора. — Ну да, Гапон работал на охранку. Но это было сильно раньше расстрела, да и потом Зубатова сместили. Так что попяра мог соскочить с их крючка.
— А если это так? Так это что же получается, что расстрел рабочих это провокация охранки? Она таким образом пошла против царя, да? А зачем ей это, я не понимаю? Какой смысл выводить людей под пули? Зачем так делать?
— Не знаю. Честно, не знаю. Если это и дело рук охранки, то не думаю, что она прямо этого желала. Тут либо что-то пошло не так, либо это не их рук дело. И я более всего склоняюсь ко второму варианту. Нет, ну правда, не верю я в то, что в охранке служат такие упыри.
— А если не их рук дело, тогда чьих?
— Я думаю тут целый клубок. Гапон повел людей, преследуя свои цели, охранка не вмешалась на этапе подготовки из-за своих целей и революционеры наверняка подложили туда свои грабли. В газете же неспроста было написано про провокаторов в толпе. Говорили, что и оттуда тоже стреляли. И я вполне допускаю мысль, что именно первые выстрелы прозвучали именно из толпы. Эсеры и большевики на такое вполне способны.
— Вот суки, — в сердцах высказался Петро.
— Да, — кивнул я согласно, — суки. Революционеры они такие. Ленин, Троцкий, Сталин…, если они дорвутся до власти, то вы нынешнего царя будет вспоминать с теплотой и лаской. Николай, конечно, хреновый правитель, но он, по крайней мере, не кровавый диктатор. Нынешний расстрел рабочих не делает ему чести, но это всего лишь цветочки от того, что потом будут делать большевики. Так что, парни, как это не страшно для вас звучит, я сейчас, скорее, на стороне царя, чем на стороне революционеров. Страну нельзя погружать в хаос.
— Так это что же — расстреливай, кого хочешь, вешай, кого сможешь? Так что ли, по-вашему, получается?
— Нет, вы меня не услышали, — попытался еще раз донести до парней свою мысль. — Царь зря учинил расстрел. Этим он всколыхнул всю страну. Но революцию надо подавить, как бы это страшно не звучало. У нас сейчас война с японцем, возможно у нас будет война с Англией. И если страна встанет в забастовках, если царя скинут, то как потом давать по зубам британцам? Кто будет с нею воевать? Вот потому и говорю я вам, что революцию надо задавить. Стоит нам лишь показать признаки слабости, как нашу страну тут же разорвут на части. И рвать начнут, пожалуй, с Польши и Финляндии.