Двое в палате не считая Будды
Шрифт:
если мы лишь буквы?
— Мы даже не
Б У К В Ы
мы –
с и м в о л ы .
///////////////////////////////////////////////////////////////////
— Жестоко – тихо
сюжетной линии, после чего, взялся за стакан, да накатил.
//////////////////////////////////////////////////////////////////
Мартин попытался достать рукой книгу из-под кровати, но книги —
больным не положено, после чего заговорил громче , на 2 размера.
— Все это –
методы,
спекуляции,
приемы.
— А я думал, что все — это рок-н-ролл. – разочаровано всхлипнул Лоренцо.
— Нет, что ты, наивный крестьянский мальчик, из города старых обычаев,
рок-н-ролл — это уже классика, настоящее, и та реальность, которую оно
отражает, с нашей тенью, все это — фон.
— М-ммм? – чуть-ли не плача, замычал Лоренцо.
— Ф, – О, – Н, фон. – прочеканил Сублингвист.
— С рок-н-роллом понятно, с реальностью и тенями — тоже, а фон, куда и
каким местом? – ответил второй, после чего добавил про себя; «Рок-н-рол
жив и будет жить!»
— А – Ф – О – Н, получается Афон. Гора такая: монастыри, монахи, —
идиллия смирения.
— Не–а, не пойду туда, хоть она святая, вот лучше запатентовать бы свою
гору, с прожорливыми до страсти нимфоманками.
— И блэк–джеком? – вяло похлопал его по плечу, сочувствующий друг.
Наклонился к нему, посмотрел по сторонам, никто ли их не подслушивает,
кроме паука, убедился, что параноиться не к чему, после чего, продолжил
шепотом:
— Успокойтесь, больной, у нас еще куча страниц, и наша задача как букв,
давать точные акценты, держать в сохранности слог, предложения,
мысль всей повести, наконец!
Быть поводырями читателя до последней буквы, «и», символа точка.
— А за ней пу– у– у– у– усто– о– о– о– оо–––––––––– о– та.
— Хватит, угомони свою стилистику.
—А может это всемирный блеф? Якобы, я вас читаю, а сам прячусь
в своем воображении, но принюхайся к автору просвещенный читатель,
прохавай, пост– постмодерную табуретку, на который сидит
задница Достоевского.
— Не то! – прервал его сосед
— Зачем ты заговорил громко?
— Не то ты чешешь, я вот вспомнил про Якобсона.
— Дай справку, чтоб я не думал что он дедушка Кобзона.
— Якобсон Роман Осипович, крупнейший лингвист.
— Как Годзилла?
— В отношении прочих лингвистов, да.
— И к чему это все?
— Даже в абсурде, может быть еще больший логичный абсурд.
Лоренцо от последних слов, совсем почувствовал себя, белой вороной в
черном холодильнике смысла.
— Дай объясню, возьмем какое–нибудь, волшебное слово.
—Абракадабра? – заискрился маленький мальчик Лоренцо, в ожидании
фокусов.
— Нет, кроликов из шляпы не будет, разве что, твое сознание могу
запихнуть в карман, но это не то, вернемся обратно.
Он смочил губы, после чего встал на ноги, и отчетливо сказал:
О б р у ш и т ь – произнес Мартин, как будто, на
миг превратился в образ песочной горы, которая рушиться.
— Обрууууууушшшшшить, – повторил за ним в интервал понимания
Лоренцо, а дальше, найдя источник понимания, в унисон две песочные
горы:
— ОБ —
Р
У
Шились.
Лоренцо улавливает эту вашу, красную нить, хватает ручку и начинает
писать, вне пространства и времени, при этом чувствуя себя, в дополнение,
вне Пушкина и Хемингуэя. Найдя определенную трансцендентную волну,
не своей интонацией, он завопил как сумасшедший:
— Бейте в бубен, сейчас будем проводить лингвистический обряд. – после
чего, закрываются глаза и берется горловая нота, Мартин начинает бегать
вокруг кровати и хлопать в ладоши, создавая вдохами и выдохами ритм
(двойка тому, кто подумал про «гейя–гейя»).
— Окошко.
— А кошка?
— Там щели ваты.
— Туда или оттуда?
— Улетела барракуда.
— Дует?
— Jazz do it!
В аккомпанемент шаманов добавляется мелодия «Чижик–Пыжик, где ты
был?» они начинают напевать:
— Поли—Вини—Л—ацетат.
— Продаем места, мы в ад.
— Поли—Вини—Л—ацетат.
— Продаем места, мы в ад.
Мелодия иссякает и получается резкий обрыв.
— Гр—е—е—ешных – прокуренным басом, голосом пьяного Сатаны из