Двое
Шрифт:
Они мои сыновья. Что бы там ни говорил Оли.
Это разбивает мне сердце. Все предупреждали меня, что этот этап настанет где-то в их подростковом возрасте, когда им хочется испытывать границы, развивать собственную личность, устанавливать свои планы, создавать новые миры, в целом превращаться в маленьких говнюков. Моя лучшая подруга, Фиона, шутит, что Оли мог бы делать вещи намного похуже, чем называть меня Ли. Он мог бы прогуливать школу, воровать из магазинов или накуриваться каждый вечер. Она говорит, что я должна быть благодарна. Это не так, я разбита. Потому что это не этап, а протест. Заявление. Я действительно не их биологическая мать, но единственная, которая у них есть, поэтому можно было подумать, он примет, что я стараюсь изо всех сил. Мы были так близки.
Мы снова поссорились из-за этого ранее утром. Я заполняла онлайн родительскую форму насчет его выпускного. Просто
Марк просто сказал, что это неподходящий день, чтобы в это ввязываться. Он всегда так говорит. Нам не стоит в это ввязываться в школьный день, потому что дети накануне выпускных экзаменов и так под достаточным давлением, нам не стоит в это ввязываться на выходных или каникулах, потому что это испортит настроение. Нам не стоит ввязываться в это в любой день недели. Хотя это тянется все время. Оли кипит. Фыркает. Дуется и большую часть времени отвечает односложно.
Когда они куда-то идут – послушайте, это ужасно признавать, – но иногда, когда за ними захлопывается дверь, и я знаю, что нас разделяют стены, тишина меняется. Зачастую она кажется давящей и обвиняющей, но я чувствую себя свободнее. Без посторонних взглядов мне легче думать.
Они навещают сестру первой жены Марка. Он сохранил близкие отношения с ее семьей, а особенно с сестрой. Обычно я езжу с ними к Пауле и ее семье, но сегодня я по ряду причин решила остаться. Я сказала, что мне нужно сделать несколько звонков, меня ждет груда стирки, а пол на кухне нуждается в мытье. Воскресный обед был довольно насыщенным. Пока мы ели, наш кот, Топаз, запрыгнул на кухонную стойку и потоптался в оставленных там жирных противнях, оставив повсюду дорожку жирных следов. Он большой, жадный кот, и каким-то образом умудрился поднять куриную тушку и сбросить ее на пол, где она проскользила, размазав за собой полосу жира. Обнаружение кота над курицей, пожирающего оставшиеся кусочки мяса, привело к мини-кризису, когда Себ запаниковал, что кот может подавиться куриной косточкой. Он не подавился, просто агрессивно шипел и царапался, когда я оторвала его от добычи. Я не слишком чистюля. Прежде, чем стать матерью и женой, я содержала свою квартиру в чистоте, но однажды прочла надпись на магните для холодильника: «Чистый дом – признак попусту потраченной жизни», и поняла, что согласна с ней больше, чем чуть ли не со всем прочитанным в жизни.
Я терпеть не могу пустых трат.
Особенно траты времени впустую.
Однако, даже с моими довольно смягченными стандартами, я не могла оставить кухню в липком жире; мальчики бы разнесли его по коврам, Себ – который был немного неуклюжим – несомненно поскользнулся бы на нем. Поэтому я сказала, что останусь и приведу все в порядок.
Кроме того, я ненавижу кладбища.
Сегодня годовщина смерти Фрэнсис. Одинадцать лет со дня, как они потеряли свою настоящую мать. Первую жену Марка. Мою предшественницу. Предтечу. Марк увез их навестить ее могилу. Сестра Фрэнсис, Паула, и ее муж с тремя их дочерьми тоже поедут. Фрэнсис похоронена в нескольких минутах от дома Паулы, поэтому она часто навещает ее могилу – ухаживает за ней, вырывая сорняки и принося свежие цветы. Трое ее девочек посещают могилу так часто, что они говорят об этом так же, как о визите к бабушке или на игровую площадку. «Пойдем к тетушке Фрэнсис?», радостно спрашивают они постоянно. Я думаю, им просто нравится покупать цветы у флориста – а какой маленькой девочке это не нравится? Дети Паулы еще не родились, когда умерла Фрэнсис, но она поддерживала ее жизнь в их воображении, и для моих мальчиков тоже. Она вечно рассказывает Оли и Себу истории о Фрэнсис. У нее уникальное положение для этого, и я считаю, что мальчикам важно чувствовать себя комфортно при разговорах о матери. Хотя я не думаю, что она обязательно должна быть главной темой разговора при каждой их встрече со своей тетей, иногда было бы неплохо, если бы Паула могла поговорить с мальчиками, не прервав предложения, чтобы воскликнуть: «Вам нравится торт с шоколадной помадкой? Само собой, ваша мама обожала торт с шоколадной помадкой» (ну а кому он не нравится?) или «Вы так похожи на вашу маму в этом возрасте. Просто копия». Мальчики на самом деле похожи на отца, но я полагаю, они могли унаследовать незнакомые мне повадки от Фрэнсис. Я не веду себя неуважительно по отношению к ней. Я понимаю, что по всем рассказам она была чудесной женщиной. Доброй, терпеливой, смешной, умной. Никто о ней и словом плохим не обмолвился (что, если честно, мне сложно проглотить – никто не идеален). Я также понимаю, что некоторые люди получают большое
Просто дело в том, что мы с Паулой не близки. Мы не ссоримся, но мы не находим общий язык. Никогда не находили. Мы вежливо общаемся. Я полагаю, ее холодную отстраненность можно понять. Марк мог получить новую жену, но она никогда не получит новую сестру. Я понимаю, что если бы Фрэнсис трагически не умерла от рака, я бы никогда не стала женой Марка, мачехой Оли и Себа, потому что они не были из тех пар, которые когда-либо разошлись бы. Они были счастливы. Марк никогда бы не обратил на меня внимания.
Но Фрэнсис умерла.
Нужно много силы и решимости, чтобы не считать себя вторым выбором. На втором месте. Я постоянно напоминаю себе, что я не план Б, я просто другой путь. Я посещаю ее могилу с ними на ее день рождения и даже на Рождество, прямо перед тем, как ринуться по М1 к родителям Марка – хотя это сводит меня с ума, потому что на Рождество есть тонна дел и все они срочные. Я просто думаю, что делать событие из годовщины смерти – это слишком.
Я лучше помою кухонный пол.
Сначала я займусь домашними делами, а потом усядусь звонить друзьям и родственникам. Это будет моей наградой после рутинного труда. Я спланирую следующую неделю, обсужу бары и рестораны, куда стоит сходить, напомню себе, что есть другие способы подтердить ценность своей жизни помимо моего успеха – или его отсутствия – в материнстве для Оли и Себа, и браке с Марком.
Не поймите меня неправильно. Мы очень счастливая семья. По большей части. Очень счастливая. Просто иногда – и вам это скажет любая мать – иногда материнство кажется немного неблагодарным, немного безнадежным. Ну, если не безнадежным, то уж точно вне вашего контроля. Я думаю, это самый сложный урок, который мне пришлось выучить в качестве родителя – как бы ни старалась, я не могу гарантировать счастье и успех моих сыновей. Внешние силы постоянно вмешиваются. Силы, которые значат для них больше, чем я. Компании друзей, строгие или придирчивые учителя, лайки и подписчики в соцсетях, выберут ли их в команду и пригласят ли на вечеринку, считают ли они себя достаточно высокими, слишком толстыми, слишком худыми, слишком прыщавыми. Являются ли они лучшими в чем-то, в чем-нибудь. Было легче, когда они были маленькими – объятие, разноцветный лейкопластырь или леденец могли решить практически все.
Мне нравится слушать музыку, когда в доме пусто. По двум причинам. Во-первых, чтобы заполнить пустоту, которую обычно занимает пищание видеоигр, кричащая музыка или телевизор, а во-вторых, потому что, когда мальчики дома, мне редко удается выбрать музыку. Оли нравятся хип-хоп и рэп, Себ притворяется, что они и ему нравятся, так как восхищается своим старшим братом и пытается подражать каждому его движению – копировать его стиль, предпочтения в музыке, еде, сериалах – и все это к огромному раздражению Оли. Из-за того, что обоим мальчикам нравятся хип-хоп и рэп, злобные тексты и тяжелые, настойчивые биты гремят в наших комнатах когда они дома, а мои предпочтения не учитываются. Никто бы не назвал меня фанаткой музыки. Я перестала следить за группами, когда Oasis и Blur начали сползать в чартах. Б'oльшая часть моей любимой музыки не появляется на радио, но мне нравится танцевать. Мне нравится, когда ритм проносится по моему телу. Наверное, я музыкальный эквивалент человека, говорящего, что ничего не знает о вине кроме того, которое им нравится пить.
Иногда я слышу песню у Оли или Себа и говорю: «Что это? Мне нравится». Еще полгода назад это вызывало у Оли улыбку, он восторженно показывал мне какие-то непонятные видео на YouTube и делился фактами об исполнителе: он был в тюрьме, он выступал с яхты перед толпами на берегу, он раздал десять миллионов наличкой в своем районе. Миры, описываемые им, мне чужды, я помню времена, когда самым неожиданным поступком поп-звезды было накрасить глаза. Но мне нравилось слушать его увлеченные рассказы. Мне нравилось видеть его оживленным, и для меня было честью, что он выбрал поделиться своим восторгом со мной. Я скучаю по этому. Я скучаю по нему.
Однажды я совершила ошибку, сказав, что после того как услышала Тейлор Свифт по Радио 1, считала ее своим тотемным животным – потому что она словно пишет о моих чувствах. Ну, о прошлых чувствах, когда я была молодой и ранимой. Похоже, эти вещи не меняются для женщин вне зависимости от продвинутости мира. Примерно в то время я заметила, как изменилось отношение Оли ко мне. Когда я сказала о тотемном животном, он не понял, не разобрал шутку или мою попытку сблизиться. Он ужаснулся. Внезапно разозлился, что я могу посягнуть на его мир молодости и возможностей, влюбленностей, и тайных деяний под одеялом (в одиночестве).