Двор чудес
Шрифт:
Так что ночью он вовсе не думал о грядущей казни. Она казалась ему чем-то далеким и неясным. У него была одна мысль: он нашел отца, и это не только не принесло ему радости, а ввергло в ужас, который он никак не мог одолеть.
Тут Лантене услышал скрежет засовов. Дверь отворилась. В застенок вошел господин де Монклар.
Итак, великий прево встал с кресла и сказал:
— Надобно спуститься в застенок поговорить с этим человеком.
Было четыре часа утра.
На первом этаже находилась караульная, где дремали несколько тюремщиков. В этой комнате начиналась лестница, спускавшаяся в подземелья.
— Откройте мне дверь заключенного, — приказал Монклар.
Тюремщик, к которому он обратился, взял ключи.
— Монсеньор желает спуститься один? — спросил он.
— Да. К чему этот вопрос? — сказал великий прево.
Тюремщик запнулся. С его стороны было большой дерзостью обратиться с вопросом к великому прево, даже из добрых побуждений.
— Простите, монсеньор, — пробормотал он.
Под лестницей в подвале находилось круглое помещение. В него выходило пять или шесть тяжелых дверей с железными засовами на огромных замках.
Тюремщик пошел к одной из дверей. Монклар остановил его, взяв за руку.
— Ты наверху о чем-то меня спрашивал? — произнес он.
Вопрос тюремщика был самый простой, в другое время граф де Монклар едва обратил бы на него внимание, но теперь его ум был в таком состоянии, что любая мелочь казалась необычайно выпуклой.
— Точно так, монсеньор, — дрожа, ответил тюремщик.
— Повтори свой вопрос.
— Слушаюсь, монсеньор. Я спросил монсеньора, спуститесь ли вы в камеру к заключенному один.
— Один… Что ты имел в виду?
— Я хотел знать, не пожелает ли монсеньор взять несколько человек в сопровождение…
— Ха! — усмехнулся Монклар. — Ты за меня боялся? Ну, спасибо. Ты славный малый.
— Дело в том, монсеньор, что… — осмелев, продолжал тюремщик.
— Ну что? Говори все как есть, я приказываю.
— Дело в том, монсеньор, что заключенный сошел с ума!
— Сошел с ума? Чепуха!
— Да, монсеньор, точно сошел! Совсем сумасшедший! А к сумасшедшим, говорят, приходит, бывает, необычайная сила… так я подумал…
Монклар ненадолго глубоко задумался.
— Откуда же ты знаешь, что этот человек сошел с ума? — спросил он. — В чем его безумие? Он кричал, грозился, ругался?
— Нет, монсеньор.
— Так что же?
— А вот что, монсеньор. Когда его привели — верней, привезли — в этот дом, в тот самый миг, когда тележка въезжала во двор, он очнулся, открыл глаза, посмотрел кругом… И солдаты вокруг видели, как он поглядел, будто его второй раз стукнули по башке, так же крепко, как в первый.
— Говори короче!
— Ну вот, солдаты видели: он весь побледнел да и закричал: «Я сошел с ума!» И вид у него, монсеньор, был совсем ненормальный.
Монклар пожал плечами.
— Так это еще не все, монсеньор, — продолжал тюремщик. Он хотел показать высокому начальству свою сообразительность: а вдруг его за это повысят по службе?
— Что еще?
— Дальше, монсеньор, будет еще интереснее… Слушайте, под вечер я спустился к заключенному. В этот час ему положено приносить еду. Взял я, как положено, кувшин воды, краюху хлеба и спустился сюда.
— Дальше! — нетерпеливо сказал Монклар.
— Сейчас все скажу, монсеньор. Я, значит, спускаюсь. Кувшин ставлю в углу, там где он сидит. Хорошо. Показываю хлеб. Хорошо. Беру фонарь и собираюсь выйти. И тут, монсеньор, этот заключенный — а он даже не посмотрел ни на хлеб, ни на воду, дурной знак, он же должен умирать от голода и от жажды…
— Да короче же, болван!
— И тут этот заключенный глядит на меня… да так кротко, так жалобно, на глазах слезы… Меня разжалобить нелегко, а и то все сердце перевернулось… Оно конечно, монсеньор, для тюремщика это нехорошо…
— Да нет, — кротко сказал Монклар.
Он произнес это «нет» машинально, не понимая, что говорит. А когда произнес — сам изумился. Он, Монклар, такое сказал!
— Ох, монсеньор! — воскликнул тюремщик. — Вот и он говорил точно так же — то есть голос у него был точно такой же…
— Говори дальше! — глухо произнес великий прево.
— И он со мной заговорил. Спрашивал меня.
— Подстрекательство тюремщика! — опомнился великий прево. — Он с тобой говорил! Надеюсь, ты ничего ему не отвечал?
— В том и дело, монсеньор. Отвечал… но я ничего дурного не сделал… Судите сами, монсеньор.
— Ты же знаешь, что это запрещено!
— Знаю, монсеньор.
— И что же он говорил? Предлагал деньги?
— Ни боже мой, монсеньор! Сначала я, сами понимаете, поостерегся. А потом понял: бедняга никуда бежать не собирается, просто у него мозги совсем не на месте.
— Занятно. Почему же ты так подумал?
— Он мне стал задавать вопросы… ни складу, ни ладу… спрашивал, есть ли у монсеньора в саду пара вязов, есть ли розовая аллея, что ведет к реке — всякую такую чушь…
— И только? — спросил Монклар.
Ему ясно представилось, что заключенный хотел иметь план здания на случай побега. Хотя и знал, что бежать невозможно.
«Но узники так держатся за любую надежду!» — думал великий прево.
— Больше он ни о чем не спрашивал, монсеньор, — продолжал тюремщик, но чудней всего, знаете ли, — как он все эти вопросы задавал и как ответы слушал. Когда я ему сказал, что в саду и вправду есть два вяза, он весь зашелся, как будто что-то диковинное услышал. Так что сами видите, монсеньор: он не в своем уме. Что ж, не послать ли за стражей?