Двор чудес
Шрифт:
Во дворе великий прево вопросительно взглянул на монаха.
— Потерпите! — ответил тот.
Стражники и тюремщики спустились в подземелье.
— Отче, — дрожа, спросил Монклар, — еще не довольно продолжалось испытание?
— Терпение!
— Ведь эти мерзавцы грубо с ним обойдутся.
— Нет, ничего… не тревожьтесь.
— Слушайте, слушайте! Слушайте хорошенько! О, я больше не могу!
Снизу доносились звуки борьбы.
Монклар бросился туда.
Но тут появились стражники, а с ними крепко связанный Лантене.
— Развяжите его! — взревел Монклар. — Или нет, я сам его развяжу!
— Стража! — ледяным голосом приказал Лойола. — Отведите заключенного к Трагуарскому Кресту!
Монклар обернулся к нему, силясь изобразить улыбку на потрясенном лице.
— Но это и все, преподобный отче? — прошептал он.
— Да, это все, — ответил Лойола.
— Отец! Отец! — кричал Лантене. — Неужели ты предашь меня на казнь?
— Сынок! Погоди! Я с тобой!
Монклар набросился на тюремщиков.
— Стража! — приказал Лойола. — Возьмите этого бунтовщика, который после притворного раскаяния вновь посягает на власть королевскую и церковную!
— Простите, монсеньор! — сказал сержант и взял Монклара за ворот.
— Негодяй! Подлый обманщик! — пролепетал великий прево.
Отбиваясь, он кинулся к Лойоле, потащив за собой с полдюжины стражников, пытавшихся его удержать.
Голос Лантене, уже далекий, твердил:
— Ко мне, отец, ко мне!
— Пощадите! — вопил Монклар. — Пощадите моего сына!
— Ну, видно же, что он сошел с ума! — сказал сержант. — Не надо, монсеньор, не надо!
— Не хочу! Не хочу! Какой ужас! Ко мне! Помогите!
Потом Монклара повалили на землю, навалились сверху. Он отбивался, не говоря уже ничего, а только брызгая слюной.
Вдруг из этой кучи малы, за которой мрачно наблюдал Лойола, раздался хохот. Этот мрачный душераздирающий хохот издал граф де Монклар.
— Пустите его! — приказал Лойола.
Стражи повиновались. Лойола пошел за конвоем, уводившим Лантене, а Монклар, войдя в караульную, радостно вскрикнул: там стоял тот самый фонарь, с которым он спускался в застенок. Монклар поспешно схватил его.
С потухшим фонарем в руке он выбежал из караульной, со двора и затерялся на улице.
Встречные слышали, как он бормотал под нос:
— У меня есть фонарь, я все вижу… я найду дверь его тюрьмы… Погоди, сынок, погоди… Только не кричи так… тяжко мне очень…
XVIII. Мать Жилет
Покуда в резиденции великого прево происходили вышеописанные сцены, важные события разворачивались и в лачужке Маржантины.
Оставим поэтому графа де Монклара с его безумием, оставим Лантене, которого ведут на эшафот к Трагуарскому Кресту, где палач уже удивлялся, почему его жертва так задерживается, и поведем читателя в несчастное жилище другой безумицы: Белокурой Маржантины.
Когда аркебузиры у костра дали залп по толпе, Манфред был ранен пулей в руку. Рана была совсем не опасной: пуля только пробила мягкие ткани и вышла, не задев кости. А значит, никакого перелома, как говорили сострадательные потаскухи, по указанию Джипси отнесшие раненого к Маржантине, у него не было.
Хотя рана была неопасной, юноше было очень нехорошо. Мы видели, что у него сразу появились горячка с бредом. К счастью, Манфред был одарен крепким сложением. Молодость и здоровье скоро одолели этот недуг. Встретимся с ним накануне того дня, когда происходили все описанные нами события.
Дело было после полудня. Весь день и всю ночь Маржантина ухаживала за раненым с удивительной для сумасшедшей смекалкой.
Когда не шла речь о ее дочери, она была способна рассуждать довольно здраво, и действия ее бывали последовательны. Поэтому она, ухаживая за раненым Манфредом, проявила упорство и расторопность, вовремя меняла компрессы с ароматическим вином, то и дело прикладывала к голове и губам юноши мокрую тряпку, чтобы снять жар.
Ее усердие удвоилось, когда Манфред в бреду несколько раз назвал имя Жилет.
Сначала, правда, это имя чуть не оказалось для него роковым.
— Что такое? — рассердилась Маржантина. — Он Жилет помянул?
И сама себе пояснила:
— Опять какая-то проходимка назвалась именем моей дочки!
Маржантина задумалась, не наказать ли ей юношу за участие в интриге, разлучившей ее, как она полагала, с дочерью.
Но потом она вспомнила, как приходила Джипси.
А Джипси ей сказала:
— Он поможет тебе найти дочь!
Поэтому Маржантина уже не сомневалась, что раненый и сам очень хочет отыскать Жилет.
Пробившись несколько часов в горячке, Манфред забылся тяжелым сном. Разговаривать во сне он перестал, так что в конце концов усталая Маржантина и сама задремала, сидя на табуретке.
Часа в два дня Манфред проснулся, с удивлением огляделся вокруг, как будто после горячечного приступа, и смутно припомнил, что уже вроде видел это место. Увидел он рядом и спящую Маржантину.
— Полоумная! — прошептал он.
Он приподнялся, хотел встать, и тут острая боль в руке напомнила ему обо всем, что было.
Отчетливо, как в видении, он увидел себя вместе с Лантене в ожидании казни Этьена Доле. И он подумал, какое страшное отчаянье, должно быть, сразило Лантене. Что стало теперь с его другом? Пал ли он на улице вместе с другими ворами или остался в живых? Если так, какова же должна быть его печаль! Манфред представил себе, как Лантене бродит вокруг потухшего костра, не смея оторваться от этого страшного зрелища. Лантене принес Жюли и Авет весть о том, что казнь Доле совершилась!
И постепенно, мысль за мыслью, Манфред пришел к выводу, что в Париже ему больше делать нечего. Он приехал помочь Лантене спасти ученого… Судьба обманула их… Доле погиб на костре…