Двор. Книга 3
Шрифт:
Гриша, Миша, Люсьен и Рудольф ходили в областную детскую библиотеку имени Крупской, расположенную рядом, на улице Советской Армии, удивляли библиотекаршу, Клару Натановну, книжками, которые заказывали в читальном зале, она приводила их в пример другим юным читателям, а те отвечали, они тоже будут читать такие книжки, когда у них во дворе откроют пионерскую комнату и организуют астрономический кружок.
Алексей, которому мальчики рассказали, какие разговоры ведут в библиотеке, не только похвалил их, но предложил, как нагрузку по кружку, приглашать к нему на беседу ребят, которые проявят
Клава Ивановна, когда услышала, что пионеры не только из соседних дворов, но и с других улиц просятся в кружок и хотят, чтоб их допустили в обсерваторию, сама стала нажимать на Андрея Петровича, чтоб побыстрее установили телескоп и можно было начать практические занятия кружка.
В феврале Матвей Фабрикант получил цейссовские стекла, которые привезли из ГДР, в марте телескоп был готов и можно было устанавливать. Помещение на чердаке полностью закончили, поставили два больших стола и стулья, чтоб кружковцы могли по ходу занятий делать в своих тетрадках записи с рисунками и диаграммами. На стене повесили большой лист фанеры, к нему прикололи портреты Джордано Бруно, Галилея, Ньютона, Ломоносова, Лобачевского, Циолковского и вырезку из газеты, где Хрущев стоит с Юрием Гагариным на трибуне Мавзолея, каждый поднял вверх одну руку, и оба крепко, с ликующими улыбками на лицах сжимают друг другу пальцы.
Мадам Малая и члены актива пришли на третье занятие, чтоб кружковцы к этому времени могли уже немного освоиться в новой обстановке, и были поражены картиной напряженной творческой работы юных астрономов, которую увидели своими глазами. Клава Ивановна прослезилась и готова была поцеловать каждого кружковца в отдельности, но Алексей решительно воспротивился и разрешил гостям, если хотят, пожать членам кружка руки. Ляля Орлова и Дина Варгафтик заметно оробели, неуверенно протягивали руку, а в ответ от каждого получали крепкое рукопожатие.
Гостям показали, как на станине вращается телескоп, предложили каждому пристроить окуляр к глазу, на улице было еще светло, и Дина, когда увидела на небе звезды, как будто ночь, от неожиданности закричала. Мальчики стали смеяться, а Люсьен сказал, что возьмет у своей бабушки Маргариты Израилевны пузырек валерианки и кремлевские капли, чтоб на всякий случай имелись в обсерватории для гостей.
В апреле, когда окончательно установились теплые дни, на крыше быстро закончили работу с каркасом, обшили древесно-волокнистыми плитами, покрытыми водостойкой эмалью, установили оконные переплеты, в архитектурном плане все сооружение — в форме ротонды, по всей высоте оконных рам стеклянной, так чтобы при желании можно было целый день получать солнечные ванны, как будто солярий где-нибудь на курорте.
Во двор на грузовике завезли винтовую лестницу с красивыми балясинами, какие в старое время ставила в своем знаменитом Пассаже на Преображенской угол Дерибасовской известная богачка мадам Ашкенази. Лестница состояла из двух секций, каждая примерно в человеческий рост, двое грузчиков, со шлеями через плечо, подняли без труда секцию, занесли на третий этаж в коридор Бирюков, а оттуда в помещение обсерватории, где в углу, очень удачно и удобно по расположению, подготовили
Инженер Иван Лапидис специально остался в этот день дома, чтобы от начала до конца проконтролировать все работы, в особенности ответственный участок, где с лестницы был прямой выход через люк в крыше, который вел в ротонду, здесь надо было обеспечить надежное соединение верхних ступенек и перил с каркасом ротонды.
Марина просидела у себя в конторе полдня, сразу после обеда примчалась домой, увидела винтовую лестницу с фигурными балясинами, как обещал Матвей Фабрикант, и закрыла лицо руками, чтобы Иван Анемподистович и плотники не увидели слез радости и восторга, которые сорокалетняя баба, как будто какая-нибудь гимназисточка или барышня, не могла сдержать.
Когда поднялись в ротонду, из которой открывался вид на город, порт, до самого горизонта на Черное море, в действительности нисколько не черное, а серебристое, синее, зеленое, местами изумрудное, Марина опять заплакала и в этот раз уже не старалась скрыть свои слезы.
— Боже, как прекрасен мир! — воскликнула Марина. — Только в мечтах можно иметь такое.
Иван Анемподистович засмеялся: не только в мечтах, а в собственной квартире, если знаешь, чего хочешь, и не боишься дурного глаза.
Всю радость, какая только что была у Марины на лице, в один миг как рукой сняло.
— Ну вот, — сказал Лапидис, — испортил вам праздник. Ничего конкретного не имел в виду, хотел чтоб было смешно, а получилась глупость.
— Нет, — покачала головой Марина, — не глупость, а вещее слово, которое всегда так, само, не спросясь, с языка соскакивает.
Клава Ивановна лежала в эти дни с простудой, накануне позволила себе слишком легко, по-летнему, одеться и была наказана. Ляля и Дина заходили каждый день, держали в курсе дела и вечером поставили в известность, что Бирючка построила у себя на крыше целый стеклянный дворец.
На следующий день, хотя еще неважно себя чувствовала, мадам Малая поднялась к Бирюкам, потребовала, чтоб показали всю новостройку в полной красе и, когда увидела, в первую секунду остолбенела, но тут же пришла в себя и закричала Марине прямо в лицо:
— Барыня! Построила у себя над головой дачу. Ты еще не знаешь, но обещаю тебе, ты узнаешь Малую, запомнишь на всю жизнь и внукам своим передашь!
Марина ответила Клаве Ивановне, что у внуков, если советская власть укажет, будут свои Малые, а на могилу мадам Малой обещала приносить цветы, чтоб не прерывалась живая связь поколений.
Клава Ивановна сказала, пока дойдет дело до цветов на ее могиле, Марина увидит у себя в стеклянной ротонде комиссию из обкома и прочитает вместе со всей Одессой фельетон в областной газете «Знамя коммунизма».
Андрей Петрович в эти дни не мог выкроить свободной минуты, чтоб поговорить лично с Малой и другими членами актива, поскольку ежедневно занят был делами, связанными с передачей государству предприятий промкооперации.
Могло создаться впечатление, что он уходит от острых вопросов, которые волнуют весь двор, всех жильцов и соседей. Учитывая уважение, с каким двор относился к Ивану Лапидису, Бирюк решил, что на этом этапе имеет смысл использовать его авторитет: