Дворяне. Книга 3
Шрифт:
Было тридцать первое декабря и у Сержпинских уже всё для праздничного стола было готово, они поставили в большую комнату стол, накрыли старинной скатертью, и поставили фарфоровую посуду из сервиза, оставленного Воденковыми. Сервиз этот был из очень тонкого и хрупкого фарфора, Евпраксия разрешала им пользоваться только по большим праздникам, и обычно он стоял на самой верхней полке в буфете. Несмотря на это, две тарелки уже разбили.
Здесь же, в большой комнате, стояла ёлка, украшенная игрушками, которые сделал Сергей и сын Коля из бумаги, глины и дерева. Игрушки раскрасили красками и рядом с ними, на ёлку, подвесили на зацепках свечки. Галя Анкудинова была старше Коли, (ей было 17 лет, а ему 10 лет). Но она быстро подружилась с ним и с близнецами. Они срывали с ёлки конфеты в красивых фантиках и с удовольствием ели.
С 1929 года, большевики запретили праздновать новый год, как один из буржуазных предрассудков, но в Данилове никто не проверял, как выполняется этот запрет, и не официально праздновать новый год в Данилове продолжали.
Особых праздничных блюд приготовлено не было, Соня и свекровь поставили на стол жаркое, как всегда, на новый год зажарили своего гуся и утку. Винегрет тоже присутствовал на столе. Анкудиновы привезли с собой из Мурманска солёную рыбу редких сортов, какой в Данилове не бывает. Свежую рыбу, они не взяли – побоялись, что в дороге испортится.
Павлик и Глеб в этот раз не приехали, остались встречать новый год в Ярославле с друзьями, о чём заранее мать предупредили, чтобы не ждала.
Когда все сели за стол, Сергей, как глава семьи, сказал тост и поздравил всех с наступающим праздником. Для Исаака специально купили водку, а остальным лёгкое виноградное вино. Однако когда Сергей начал разливать вино, то Исаак попросил налить ему тоже вина, а от водки отказался. Видимо, Катя провела с ним хороший инструктаж, как вести себя в гостях. Это чувствовалось по всему, как он держался: очень был вежлив и тактичен, правильно пользовался столовыми приборами и попросил салфетку, чтобы не испачкать пиджак. Сергей сравнивал, как он вёл себя на свадьбе и, каким стал теперь. Катя в письмах сообщала, что обучила мужа грамоте, затем он окончил трёхгодичное мореходное училище, и теперь его направили в Мурманск служить на гражданском флоте. В Мурманске ему с семьёй дали квартиру, хоть и без удобств, но там идёт строительство новых домов, и есть перспектива получить более современное жильё.
После того, как поели, начались разговоры, вспомнили прежнюю жизнь. Катя спросила Соню:
– Ты писала, что никак не можешь выбрать время побывать в деревне Гарь. Почему?
– Каждое лето собираюсь, – ответила Соня, – но всё что-нибудь мешает. Отпуск маленький, две недели, да и не очень хочется туда идти. У нас иногда бывают Черновы и рассказывают о событиях в деревне.
– Ну, и что там нового?
– Наш дом разобрали по брёвнышку и хотят из этих брёвен построить два барака в Данилове для железнодорожников. А сад весь зарос бурьяном, никто за ним не ухаживает.
– Там есть какой-нибудь колхоз – спросил Исаак.
– Колхоз есть, и состоят в нём жители из четырёх деревень: Гари, Волково, Молчаново и Лукино. Говорят, что молодёжь в колхозе не остаётся, большинство уезжает в город, и урожаи там теперь хуже, чем были у единоличников.
Исаак тоже стал вспоминать, как он рос в крестьянской семье. Часто у них случались неурожаи, то дождь зальёт поле, то засуха всё высушит.
– Голодать приходилось не редко, – рассказывал он, – жили бедно, потому что детей в семье было восемь человек и всех надо одеть и накормить. Из-за бедности мне даже имя священник дал еврейское, потому что обычно крестьяне несли священнику подарки за крещение детей, а мои родители не смогли ничего подарить. Вот он мне и дал такое имя.
Сергей вновь, как и тогда, на свадьбе, решил поговорить с Исааком об их встрече в семнадцатом году, во время революционных событий. Исаак охотно начал вспоминать, как всё было.
– Я тебя по внешности, Серёжа, даже не запомнил, – говорил он. – Мы с матросами после того, как оставили, вас студентов, на мосту через Мойку, пошли брать телеграф. Нас было около двадцати человек, а юнкеров, охранявших телеграф, гораздо больше. Когда мы подошли к зданию телеграфа, то нас остановили часовые, возле главного входа. Из окна торчал пулемёт, и наш командир принял решение послать к юнкерам парламентёров, чтобы мирно договориться. А в подтверждение серьёзных намерений велел нам через десять минут, как начнутся переговоры, дать залп из винтовок в воздух. На переговоры пошёл сам командир и ещё один матрос. Через десять минут мы дали залп, а через полчаса юнкера ушли к себе в казарму.
– Как же удалось уговорить командира юнкеров? – спросила Евпраксия.
– Наш командир участник боевых действий на германском фронте, и большинство матросов тоже были опытными и обстрелянными, а юнкера шестнадцатилетние пацаны, не нюхавшие пороха. Это был более важный аргумент, против их пулемёта, разъяснил Исаак. – Потом мы сутки охраняли и возили барышень-телеграфисток на машине, одних домой – других им на замену, из дома на работу.
Затем разговор коснулся убийства Кирова. Исаак слышал от знакомых большевиков, что нашли убийцу, им оказался какой-то Николаев из числа охраны, и он входил в группировку под руководством Зиновьева.
Евпраксия не выдержала и высказалась против предстоящих репрессий по всей стране:
– Почему за убийство Кирова, должны теперь отвечать другие люди? – спросила она Исаака. – Ведь по радио так и намекали.
– Я не член центрального комитета, – смутился Исаак, – и, думаю, что вас это не коснётся.
Евпраксия обратила внимание гостей на то, что раньше все отмечали новый год вместе с церковным праздником «Рождеством», а теперь рождество большинство людей перестали отмечать. Это связано с антирелигиозной пропагандой. И тут же все присутствующие признались, что стали атеистами, хотя и до революции в церковь редко ходили.
Сержпинские и Анкудиновы сидели за столом долго, пели песни, слушали радио. Дети весело ходили вокруг ёлки и тоже пели песенку «в лесу родилась ёлочка». В двенадцать часов ночи электростанция перестала работать, и свет выключили, но вместо электрических лампочек Сержпинские зажгли свечи, и стали укладываться спать. Как и в других случаях, гостей уложили на кровати, а сами хозяева легли на полу, на матрасы, набитые сеном. Через два дня Анкудиновы уехали обратно в Мурманск, и Сержпинские ходили на вокзал их провожать.
Глава 6
В Данилов приехали Покровские
В конце февраля 1935 года, в воскресение, Сергей расчищал с утра во дворе снег. В калитку вошли мужчина и женщина, и Сергей не обратил на них внимания: «Мало ли тут ходят, ведь в доме живут ещё три семьи, возможно, это к кому-то из них пришли», – подумал он.
– Уважаемый, не подскажете, где тут живут Сержпинские? – спросил мужчина.
Сергей удивился, что назвали его фамилию, и голос мужчины был очень знакомый. Он вгляделся в его лицо и не поверил своим глазам, перед ним стоял Алик Покровский, его троюродный брат. Алик тоже сразу Сергея не узнал, так как он был в фуфайке и в валенках.