Дворянин великого князя
Шрифт:
Леваш небрежным жестом указал на стол, прогибавшийся под тяжестью еды. Четверо толстяков незаметно по одному удалились. Леваш сытно икнул и потянулся.
— Люблю перекусить на свежем воздухе. Бывало, мы с твоим отцом частенько едали вот так после ночных дел. Правда, он не такой любитель поесть, как я, да и покойники ему, видишь ли, аппетит иногда отбивали. А мне — Нет! Хоть бы что! Да, так ты спрашиваешь, как все было? Очень просто. Вызывает меня князь Федор и говорит: "Послушай, Леваш, ты уже десять лет у меня на службе, и я знаю, что лучше никто не выполнит поручение, которое я намерен тебе дать. Дело в том, что я уступил свое имение Синий Лог на Угре любезной сестрице
Филипп, мертвенно побледневший при словах Леваша о пленных, едва сдерживаясь, спросил:
— Леваш… А что ты сделал с пленниками Кожуха?
— Черт побери, мой мальчик, конечно же, я их немедля выпустил — ведь это наши люди, раз Кожух держал их взаперти! Сейчас их, бедняг, откармливают в доме. Я велел уложить их в лучшие постели! Сам-то я всегда ночую на воздухе…
Филипп вскочил на ноги и радостно обнял Леваша:
— Ты освободил их? И Настеньку?!
— Какую Настеньку? — поразился Леваш.
— Как?! Разве среди пленников Кожуха не было девушки.
— Клянусь сатаной, нет! Разве что мне об этом не доложили, негодяи! Эй, Митрофан! — свирепо рявкнул Леваш, и тут же появился один из толстяков, что недавно сидели за столом.
— Кажется, это твои люди занимали двор? Ну-ка, скажи мне, кого вы там отбили у Кожуха? Ты что-то говорил о пленниках?
— Да, это были двое людей князя Федора.
— Оба мужики?
— Не понял? — вытаращил глаза Митрофан.
— Я спрашиваю, куда вы дели девицу?
— Леваш, ты, видно, хватил лишнего на голодное брюхо! Какую девицу!
Леваш взглянул на Филиппа:
— Среди узников Кожуха была девушка, — дрогнувшим голосом объяснил Филипп.
— Не было, — твердо заявил Митрофан. — Когда я с ребятами подбежал к пристройке, она горела и оттуда кто-то истошно орал. Мы вышибли дверь. В одной комнате было пусто — я еще, помню, велел заглянуть под кровать, — а в Другой уже начинали поджариваться двое отощалых парней — обоих я видел раньше среди людей князя нашего Федора…
— Ну-ка приведи их сюда! — распорядился Леваш, и когда Митрофан бросился выполнять поручение, спросил — А что за девица, Филипп?
— Моя невеста!
— Как?! — взревел Леваш. — Эта паршивая вонючая крыса, эта беспородная шавка по имени Ян Кожух Кроткий посмела украсть у тебя невесту?
Постой — ничего не понимаю?! Да ведь у него жена здесь! Он бросил ее вместе с двумя малыми детьми, а сам сбежал! Я захватил их, и не будь это последний двор, который мне надо взять, — им бы не уцелеть. Кстати, совсем еще недурно выглядит, эта… как ее… ну, жена Кожуха. Я велел посадить ее в погреб. Там, правда, сыровато и крысы бегают, но зато потом она…
Леваш не договорил. Митрофан привел двух изможденных людей.
— Вот что ребята, говорят, с вами сидела девка. Не знаете, часом, что с ней сталось?
Бывшие узники Кожуха переглянулись, и один сказал:
— Ее увезли, как только началась драка. Мы глядели в щелку двери. Когда частокол загорелся и наши люди уже вбежали во двор, влетел Кожух, а с ним какой-то маленький паренек. Они забрали девушку, и этот паренек связал ей руки. Кожух вынул саблю и хотел прикончить нас, но паренёк его остановил: "Некогда — говорит, — сейчас не до этого, и так сгорят". "И то правда", — сказал Кожух. Так что, парнишка, считай, спас нам жизнь.
— Ну а дальше что?
— Они вывели ее и бегом кинулись к дому. Кожух по дороге крикнул кому-то: "Бейтесь до последнего, а я сейчас ударю на них с тыла". Вот и все. Больше мы их не видели.
— Ладно, ребята, идите, — сказал Леваш и, когда пленники ушли вместе с Митрофаном, похлопал Филиппа по колену. — Держись, мой мальчик! Я послал за Кожухом добрую погоню. Ему не уйти! Ну, а если все же в дороге Кожух ее… ну сам понимаешь, тогда… Тогда знаешь что: я отдам тебе этого Кожуха вместе со всей его семьей, и ты сделаешь нам большое удовольствие, если распорядишься ими прямо вот тут, посреди Синего Лога! Ты не огорчайся, — утешал он, — уж мы придумаем Кожуху такую смерть, что сердце твое утешится…
Филипп молчал.
— Да-а-а-а… — покачал головой Леваш. — Не та нынче молодежь пошла. В наше время люди были покрепче. Когда у меня в первый раз случилось такое, а было мне тогда восемнадцать, я изловил мерзавца, и знаешь, что я с ним сделал? Я посадил его на кол, а сам сел напротив и целый день, пока он подыхал, рассказывал ему о ней. Понял?! Я отомстил сполна, и, представь, мне стало легче…
Леваш замолчал, погрузившись в свои воспоминания.
Пожар затухал, и на смену ему разгоралась заря.
— А чего это я тебя пугаю? — вдруг оживился Леваш и обнял Филиппа за плечо. — Все еще обойдется, сынок. Может быть. Потерпи. Погоня вот-вот вернется.
Филипп усилием воли вернул спокойствие.
— Леваш, скоро за мной приедут мои люди, так я пошлю к ним навстречу этого парня, чтобы они не волновались.
Егор похрапывая под деревом, но лишь только Филипп подошел, сразу открыл глаза.
— Ты все слышал?
— До единого слова.
— Скажи нашим, пусть ждут. Я задержусь до возвращения погони. И передай слово в слово все, о чем тут говорили.
Егор уехал.
Леваш взял Филиппа под руку и, пытаясь развлечь его, повел по всему двору, рассказывая, как был взят тот или иной участок. Они вместе допросили заплаканную жену Кожуха Ядвигу, но она не видела мужа с момента нападения и до последней минуты ждала его с детьми, пока дом не захватили люди Леваша и бежать стало некуда. Она уверяла, что не имеет понятия, куда мог скрыться ее муж. Скорее всего, он направился к князю Семену, а где князь находится, она не знает.
Потом Леваш рассказывал Филиппу о своей молодости и о войне с крестоносцами, но Филипп не слушал и мучительно ждал возвращения погони.