Дворянство Том 1
Шрифт:
Медичка была готова к нагноению и прочим эффектам, однако рана оказалась чистой, с умеренным воспалением и отеком. Все обстояло в точности согласно описанию раненого: засевший чуть выше колена наконечник на сломанном древке. Елена из чистой мстительности - вспомнив грубое «эй» - пошатала обломок, вызвав зубовный скрежет раненого.
– Ну что, приступим, - он достала вырезанную Пантином рогульку. Горец закатил глаза и побелел.
– А может, вина?
– попросил он, мгновенно растеряв гонор и пафос.
– Это… для храбрости и чтобы не больно. Чарочку побольше.
– Можно и
– Только учти, от него у тебя жилы расширятся, кровотечение будет сильнее. Если что не так пойдет, можешь алым истечь.
Горец немного подумал и, когда Елена уж собралась попросить у местных вина, покачал головой.
– Режьте так. Перетерплю.
При свете неяркого солнца у него оказалось довольно молодое, но сильно побитое жизнью лицо. Елена предположила, что лет ему от двадцати пяти до тридцати, вряд ли старше. Нос очень характерный, мощный, с горбинкой, был перебит у переносицы, что делало его окончательно похожим на попугайский клюв. Левое ухо расплющено в блин давним ударом, никаких косичек, голова бритая, так, что видно несколько шрамов. Мужчина носил бороду по северному обычаю, примерно такую же отращивал Сантели - щеки выбриты, зато шея обросла. Черная поросль уже серебрилась нитями ранней седины. Одет он был тоже в сборную солянку по континентальной «моде», без кушака, а на животе, горизонтально, носил в деревянных ножнах большой, типично горский кинжал с рукоятью в виде буквы «Н».
– Как зовут?
– спросила женщина, правя скальпель на самом мелкозернистом камне, смочив поверхность водой.
Она ждала снова чего-нибудь с «г» и «валями», а то и молчания, но горец хмуро ответил:
– Марьядек из Керазетов
– Ищешь удачи на равнинах?
– Елена, в общем, не ждала ответ, скорее занимала время, пока готовилась. Она смыла мокрую каменную пыль с маленького клинка и полила рану тонкой струйкой из кувшина с теплой водой, вымывая сгустки крови.
– Я думала, все ваши в наемных отрядах служат, за доброе серебро. Сними ботинок, а то сейчас в него кровь натечет.
– Надоели горы, - с неожиданной прямотой заявил Марьядек.
– Надоели бараны и дедовские алебарды. Надоели рода, тухумы и старейшины. Надоело, что еще имени своего не выучил, а жену тебе давно подобрали и уже выкуп ее семье должен. Надоело, что служить можно лишь в полку, а жалованья четверть доли получаешь, остальное тухуму засылают. Надоело, что где голова брата и свата лежит, там и твоя лечь должна, хотя на дне ты их видал, козлодеров. Так что я решил - хватит. Моя судьба в моих руках.
Елена сначала не поняла про дно, затем вспомнила, что у горцев не приняты обычные похороны или сожжение покойников. Мертвеца по возможности обезглавливали, череп вываривали до голой кости, чтобы положить в родовой склеп, а тело бросали в реку - пусть уносит как можно дальше быстрым течением. Втихую поговаривали, что из котла с вареной головой должны были отпить по кружке все участники процесса.
– Ладно, приступим, чего воду толочь, - решилась Елена.
Марьядек витиевато, энергично выругался и стиснул зубы, готовясь к боли.
– Мне что делать?
– спросила Гамилла.
– Перетяни вот здесь шнуром и тут держи, - указала
Марьядек богохульно посулил найти мерзавца, который насторожил самострел, и вставить наконечник ему в зад, однако держался горец хорошо, ногой не дергал. Пантин смывал кровь, бегущую алыми струйками по волосатой ноге, арбалетчица довольно ловко помогала и, надо думать, мотала на ус практику. Пахло костром и подгоревшей кашей на завтрак, а также вкусным курино-рыбным бульоном от томящейся в печи юрмы. Крестьяне продолжали возиться с капустой, теперь среди них прибавилось женщин. Всего на заквашивании работало десяток пейзан или около того. Фрельсова дочь обносила их разбавленным пивом и попутно кормила поджарых куриц, что шатались где угодно и клевали все подряд. Птицы были спортивны, подтянуты и раза в два мельче земных. Гостей угощали завтраком на столе, который вытащили из дома во двор, чтобы не дышать гарью внутри. Раньян выспрашивал дорогу, фрельс чертил условную карту угольком прямо на столешнице.
Операция много времени не отняла, приспособление себя оправдало, хотя в принципе аккуратная работа скальпелем привела бы к тому же результату.
– На память, - Елена вручила белому, как мел горцу черный раздвоенный наконечник.
– Говорят, талисман можно сделать на удачу.
– П-п-продам, - пообещал Марьядек.
– И деньги пропью. За то, чтобы сдохла паскуда.
– Тогда давай сюда, - Гамилла без стеснения забрала железку из слабых пальцев раненого.
– В счет оплаты пойдет. Сами продадим.
Елена хотела едко пошутить насчет самоназначенного казначея, но была слишком занята постоперационной обработкой.
– Так… - вслух задумалась она.
– Тебе здесь отлежаться дадут?
– Дадут. Рады не будут, но хозяин старый устав чтит, хворого за околицу не выбросит.
– Тогда сейчас шить не буду, не дай Параклет нагноение под швом начнется. Без меня или другого хорошего лекаря рану не вычистить, так что ногу можно будет пилить сразу.
Пациент шумно сглотнул и дерганым движением вытер со лба обильный пот.
– Продез…промоем сейчас от яда, перевяжу начисто. Повязку будешь менять раз в день, только прокипяченную и только вымытыми руками. С мылом. Я покажу как. Понял?
Марьядек закивал.
– Если через три дня гноя не будет, можно еще раз промыть и тогда уж зашить. И чтобы снова все прокипятить перед шитьем. Если будет, рану раскрыть, чтобы все вытекало свободно, дважды в день промывать соленым раствором. Пару недель потечет и пройдет. Отделаешься шрамом.
– А если не пройдет?
– Тогда можешь искать пилу.
Елена взяла плошку с крепким солевым раствором, который намеревалась использовать вместо спирта для финальной дезинфекции.
– Будет больно.
– Вот это новость так новость, - выдавил сквозь зубы Марьядек, зажмуриваясь.
Закончив, Елена тщательно отмыла инструмент и руки.
– Пять грошей.
– Б-будет, - пробормотал измученный горец.
– Отлежусь чуть-чуть и отпорю.
– Чего?
– В кошеле с-с-столько нет. М-м-много. Заначка в поясе за-а-ашита.
– Ясно.