Дворянство, власть и общество в провинциальной России XVIII века

Коллектив авторов

Указание отчеств в городских наказах обусловлено, на наш взгляд, преимущественно наличием тезок. Так, наказ жителей Карачева подписали два Афанасия Амосова — один «Андреев сын», другой — «Ларионов сын»^{765}. А под наказом жителей Мценска подписалось два Ивана Москвитинова: один — без указания отчества, другой — «Семенов сын»^{766}. Однако встречаются подписи с указанием отчества при отсутствии тезок среди подписавших наказ. Возможно, таковые существовали среди жителей городов, но по различным причинам не принимали участие в составлении наказов. В других случаях указание отчеств следует считать одним из способов самоидентификации.

Хотя было бы естественным ожидать, что и для дворян в середине XVIII века отчества служили способом самоидентификации — принадлежность к роду, определявшаяся через отчество, играла важную роль в подтверждении дворянского статуса. Тем не менее подписи под дворянскими наказами редко содержат этот элемент. Причины появления отчеств рядом с именами дворян нельзя объяснить наличием тезок, как в городских наказах. В содержащих указания на отчество списках дворян, подписавших наказ, тезок нет. При этом наказ мценского дворянства подписали два Ивана Шеншина, отчества которых не

указаны, а единственные в списке Михаила Кривцов и Александр Протасов указали свои отчества^{767}. Не выявлено и зависимости указания отчеств от ранга, занимаемого дворянином. Так, в наказе дворян Орловского уезда полковник Александр Турченинов и надворный советник Леонтий Борзенков своих отчеств не указали, а неслужащий дворянин Иван Тулубьев определил себя как «Поликарпов сын». При этом дворяне, подписавшие наказ жителей города Севска, указали только свои имена и фамилии, в то время как четыре купца поставили под тем же наказом подписи с отчествами^{768}.

Судя по подписям под наказами, для дворян гораздо более важным индикатором их социального статуса стали к этому времени не принадлежность к роду, а собственный ранг и звание, которые они тщательным образом выписывают рядом со своими фамилиями. Подавляющее большинство из них военные (с VIII по XIV класс), начиная с майора: премьер-майоры и секунд-майоры, капитаны, поручики и подпоручики, прапорщики и подпрапорщики, ротмистры, сержанты, вахмистры, каптенармусы, квартирмейстеры, капралы. Только среди подписавших орловский и болховский наказы есть более высокий ранг — полковник. В наказах нет уточнений, были ли все эти люди отставными военными или состояли на действительной службе. Вероятно, большинство из них были отставными, потому что из служивших только очень немногие могли временно жить в своих деревнях и принять, таким образом, участие в составлении наказов. Штатские чиновники встречаются среди подписавших наказы только в Брянском (надворные советники, титулярный советник, коллежский асессор), Орловском (надворный советник), Трубчевском (коллежские регистраторы) и Елецком (титулярный советник) уездах. И только в восьми случаях вместо чина указано просто «дворянин»: одна подпись в орловском наказе, две — во мценском и пять — в ливенском. Такая подпись может свидетельствовать о «бесчиновности» подписавшего. Таким образом, основная масса дворян Орловского края, подписавших наказы, относилась к среднему и низшему офицерству.

Как мы уже отмечали, согласно Обряду, наказ сочиняли несколько человек (не более пяти), остальные его просто подписывали. Однако ни в одном из дворянских наказов Орловского края не указано, кто же именно был этими сочинителями. Между тем в наказах от городских жителей края, как правило, указываются сочинители. Нам остается только предположить, что подписи сочинителей ставились ранее остальных.

При анализе порядка проставления подписей под наказами какой-либо системы выявлено не было. В дворянских наказах подписи военных и штатских чиновников, «бесчиновных» дворян перемешаны, только в наказе от ливенского дворянства все «бесчиновные» дворяне указаны после служащих^{769}. В городских наказах также перемешаны подписи купцов, мелких канцелярских служителей, людей без обозначения социального статуса. Не прослеживается и алфавитного расположения подписей. Возможно, подписи располагаются «по старшинству», которое, согласно Обряду, во всех «бывших по этому случаю собраниях наблюдалось не по чинам или званиям, а по тому, кто раньше приехал в город и представился» местному начальству^{770}.

Подписи мелких канцелярских чиновников встречаются как в дворянских, так и в городских наказах. Однако по подписям не представляется возможным установить, к какому именно сословию принадлежали эти чиновники. По мнению Сергея Мартиновича Троицкого^{771}, в середине XVIII века 84 процента гражданских служащих дворянами не были. С этих позиций становится понятным, почему некоторые мелкие канцелярские чиновники подписали наказы городских жителей.

Николай Иванович Павленко, как и ряд других историков, отмечает, что наказы депутатам, из какой бы сословной среды они ни вышли, отличала «приземленность», не выходящая за границы уезда и города. Видимо, все составители депутатских наказов буквально поняли задание указа 14 декабря 1766 года излагать «нужды и недостатки каждого места». Н.И. Павленко интерпретирует такую «приземленность» как недостаток наказов^{772}. Однако для локальной истории это скорее положительный фактор, дающий нам возможность более детально изучить именно местные проблемы, что и является нашей задачей в данном случае.

В литературе^{773} встречается указание на то, что многие положения дворянских наказов заимствовались из наказов соседних уездов, а по мере необходимости в них вносились некоторые коррективы. Однако еще в XIX веке В.И. Веретенников^{774} аргументированно доказал, что массового заимствования положений наказов не было, лишь небольшое число наказов незначительно перекликалось между собой. Наказы каждого отдельного уезда содержали детально изложенные представления русских дворян об их жизни и нуждах. Встречающиеся в наказах одинаковые потребности представляют собой, по мнению Веретенникова, не что иное, как действительное существование этих нужд и необходимость их обсуждения на государственном уровне. Относительная свобода написания наказов сохранила в них непосредственные отголоски жизни Екатерининской эпохи, что делает их очень важным источником изучения провинциальной истории и помогает нам глубже понять особенности менталитета различных сословий, и прежде всего дворянства.

Подавляющее большинство наказов от дворян Орловского края имеет одинаковую структуру: они разделены на пронумерованные пункты, в которых указываются «нужды и отягощения» вместе с «прошениями». Такая структура присуща большинству представленных в Комиссию наказов, в том числе и наказу от представителей второй столицы империи — московского дворянства. Пункты наказа от орловских дворян не только пронумерованы, но и имеют названия. Подобная структура также не является оригинальной — наказы от дворян Клинского, Шуйского, Нижегородского уездов также разделены на пронумерованные пункты, снабженные названиями. В наказе кромского дворянства

часть пунктов пронумерована (с первого по седьмой), далее нумерация отсутствует, а пункты выделяются только названиями. «Нестандартную» структуру имеет наказ от ливенского дворянства. Здесь текст представлен в виде двух колонок: «Какие имеют нужды ливенское дворянство» и «Нижайшие прошения и какого желают поправления». Такая же структура присуща наказу от дворян Белгородского уезда, только первая колонка имеет название «Изъяснение о нужных к прошению обстоятельствах», а вторая — «По оным всеподданнейше Ея Императорскому Величеству, Всемилостивейшей Государыне, прошение». При этом прямых параллелей в текстах ливенского и белгородского дворянских наказов не выявлено. Стоит заметить также, что уезды эти относились к разным губерниям: Ливенский — к Воронежской, а Белгородский, соответственно, — к Белгородской. Несмотря на различие структуры, обстоятельства, которые побудили дворян просить «поправлений», излагаются во всех исследовавшихся наказах, только при стандартной структуре они не выделяются в специальную графу. Самым пространным является наказ дворян Орловского уезда, здесь же излагается наибольшее число нужд. Объем остальных наказов отличается незначительно.

Как подчеркивали исследователи, наказы ярко отражают сословные требования избирателей. Дворянские наказы в целом по России осуждали введенную при Петре I Табель о рангах, открывавшую доступ в ряды дворянства для «подлых людей», требовали принятия строгих мер против побегов крестьян, в них были жалобы на обременительность рекрутской и постойной повинностей, разорявших крестьян и тем самым наносивших ущерб благополучию помещиков. Многие наказы содержали жалобы на мздоимство канцелярских служителей, волокиту в правительственных учреждениях, предлагали вместо назначаемых правительством чиновников заполнять административные должности дворянами, избранными на уездных и провинциальных собраниях. В городских наказах мы также не встречаем требований отменить крепостной строй или заменить самодержавие более демократической формой правления: напротив, горожане претендовали на дворянские привилегии — освобождение от телесных наказаний, предоставление права владеть крепостными и разрешение промышленникам покупать крестьян к мануфактурам, отмененное указом Петра III 1762 года^{775}. Городские наказы требовали монополии горожан на занятие торговлей и лишения или ограничения этих прав для дворян и крестьян. Содержание наказов государственных крестьян зависело от того, из каких групп комплектовался этот разряд: наказы бывших однодворцев отличались от наказов черносошных крестьян и пашенных крестьян Сибири, а последние — от наказов приписных крестьян и ясашных людей Среднего Поволжья. Общими у них были жалобы на обременительность подушной подати. В то время как бывшие однодворцы домогались дворянских привилегий и жаловались на захват их земель помещиками, приписные крестьяне требовали освобождения от заводских работ, а пашенных людей Сибири не волновали работы по заготовке угля и руды — обременительной для них была ямская гоньба. Вместе с тем анализ текстов наказов, подготовленных представителями различных сословий отдельно взятых территорий, и сопоставление их между собой позволяют выявить особенности развития отдельных регионов России.

В большинстве наказов дворяне Орловского края жестко придерживаются «задания», озвученного в Манифесте от 14 декабря 1766 года, — излагать «нужды и недостатки каждого места». Только в наказы болховских и орловских дворян включены темы, не предписанные Манифестом. Так, дворяне Орловского уезда просят Божьего благословения Екатерине II для успешного сочинения задуманного Уложения, дабы прославить императрицу и жить под ее покровительством в «законе спокойными»^{776}. Волховские дворяне признают свои силы совершенно недостаточными для выражения «рабской» благодарности императрице и поручают своему депутату вместе с остальными обратиться к ней за дозволением воздвигнуть памятник от всего государства, обязуясь внести положенную «по препорции» на болховских дворян для этого сумму^{777}. Впрочем, подобные идеи изредка встречаются в наказах и других территорий. Так, волоколамские дворяне поручали депутату «крайнее старание приложить» об изготовлении статуи императрицы — «как главнейшее наших нужд и прошений»^{778}.

Во всех орловских наказах содержатся нужды как общие для ряда уездов, так и специфические, исключительно местные [141] . Практически в каждом наказе затрагивается проблема судебной волокиты и судебных издержек. Дворяне предлагают свои «рецепты» сокращения финансовых и временных издержек. Например, дворяне Орловского уезда предлагали «всяким, тяжбу имеющим делами, быть решениям в одних местах, где они производством начнутся» ^{779} . Для скорейшего решения судебных дел карачевское дворянство предлагало воевод и комиссаров выбирать из местных дворян ^{780} . Документы Государственного архива Орловской области подтверждают, что волокита при решении и оформлении дел была одной из острейших проблем в жизни провинциального дворянства — даже простые дела не решались многие годы. Среди страдавших от такого состояния судебной системы были и дворяне, подписавшиеся под наказами, и их родственники. Так, родственница подписавшихся под болховским наказом Григория, Николая и Петра Апухтиных, Анна Петровна Апухтина, выходя замуж за Г.П. Юшкова, получила в приданое движимое и недвижимое имение, указ об «отказе» которого был послан из Вотчинной коллегии в орловскую провинциальную канцелярию в марте 1760 года. Однако ни ко времени написания наказов, ни почти двадцать пять лет спустя, в 1785 году, переход приданого в собственность Апухтиной все еще не состоялся, хотя никаких споров и запрещений по этому поводу не было ^{781} .

141

Особое значение для понимания местной ситуации может иметь порядок изложения в наказах нужд и прошений. В качестве рабочей гипотезы предположим, что чем раньше в наказе упоминается какая-то проблема, тем больше она волновала составителей. Проведение такого анализа запланировано в ходе дальнейшей работы над темой.