Двойная переадресация
Шрифт:
— А ты братишка случайно не того, не принимаешь внутрь гашиш с кокаином? — всё ещё продолжая, время от времени, похихикивать, спросил я у Вахида. — Какие на хрен инопланетяне? Скажи ещё, что бог с небес спустился и лекцию им о вреде алкоголя прочитал. Товарищ, а вы не заигрались там, со своим сбрендившим братом? Член партии не может про такое серьёзно говорить.
Я снова заржал весело и громко, откинувшись на спинку стула и уперевшись коленями в хозяйский стол.
— Да иди ты в жопу! — рассвирепел обидевшийся друг. — И не проси! Больше ни слова не скажу. Я с ним делюсь, как с другом. А он мне, падла такая, словно на собрании, ещё и херню про партию в морду суёт.
— Ладно, не злись. Чего разошёлся? — прекратив ржать, отступил я на три шага назад. — Я не со зла. Но сам посуди, как
Вволю насмеявшись, я по быстрому восстановил теплоту в наших ночных посиделках и уже более серьёзно начал теребить недавно вернувшегося из-за границы, человека. Однако его дальнейшее повествование практически ничего нового, в мои познания о ситуации на юге Африки, не принесло. Всё крутилось вокруг одной темы: инопланетяне там всех придавили и захватили власть в этой далёкой, и не очень развитой, стране. В конечном итоге, когда время перевалило далеко за полночь, мой друг отправился спать. А я, терзаемый смутными сомнениями, включил приёмник, стоявший в большой комнате у плохо занавешенного окна, на высоких, тонких ножках и называемый хозяином квартиры «радиолой», убавил в нём громкость до самого низа, и медленно стал выискивать нужную мне волну. Свет в квартире вырубил только в половине второго, а уснул ещё примерно через час, ворочаясь и доламывая старую раскладушку, давно неподходившую ни под мой вес, ни под рост. Ночью, кроме родного «Маяка» в приёмнике так ничего и не обнаружил, а он, как и прежде, вещал лишь про закрома, про успехи тружеников, по выполнению планов очередной пятилетки и про невыносимую жизнь пролетариата за рубежом. Зато утром, включенное на кухне, проводное радио, ударило нас прямо в темечко, да не пыльным мешком, а коротким, но очень тягостным заявлением.
— Президиум Верховного Совета СССР и Совет Министров СССР — грудным басом сообщал, уже знакомый мне голос, — с глубокой скорбью извещают партию и весь советский народ, что четвёртого декабря тысяча девятьсот восемьдесят первого года, в двадцать два часа сорок минут, после непродолжительной болезни, скончался Генеральный Секретарь Центрального Комитета КПСС, Председатель Президиума Верховного Совета СССР Кунаев Динмухамед Ахмедович. Имя Динмухамеда Ахмедовича Кунаева, выдающегося деятеля Коммунистической Партии и Советского государства, стойкого борца за идеалы коммунизма, за мир, навсегда сохранится в сердцах советских людей, всего прогрессивного человечества.
Текст, как мне показалось, внезапно оборвался и из стационарной радиоточки полилась заунывная, траурная музыка, какого то советского композитора. Мы с Вахидом переглянулись, но так и продолжали стоять с открытыми ртами, тупо таращась в его старенькую, почерневшую от времени, простенькую говорильню.
— И чего это было? — сглотнув накопившуюся во рту слюну, спросил я, всё ещё изучая пыль на грязном радиоприёмнике.
— Кунаев помер — тихо ответил Вахид и повернувшись в мою сторону, раздражённо спросил: — И чё, теперь меня с отпуском прокатят?
ГЛАВА 17
Траурные мероприятия длятся в стране уже третий день. Телевидение и радио взахлёб рыдают и плачут классической музыкой, самым лучшим в мире балетом и воспоминаниями о жизненных вехах первого лица государства, внезапно покинувшего свой несчастный народ. На предприятиях города проходят митинги, где его труженики клянутся в верности и обещают выполнить, и перевыполнить всё на свете. А мы, в это же самое время, упорно трудимся на собственный карман, из которого, между прочим, честно платим налоги и смотрим на это буйство жизни со стороны. Герман, разобравшись с привезённым мной товаром, резко воспрянул духом и принялся втридорога распродавать наше с Вахидом барахло. Моряк обивает пороги своего управления, пытаясь по быстрому оформить отпуск, получить отпускные и смотаться к себе в Азербайджан. Парни, с утра до ночи, крутят зарубежное кино, не обращая внимания на усталость и траур, а я, словно прокажённый, работаю в новом киносалоне, проклиная тот день, когда взял на работу этого придурка Вову, способного лишь подслушивать чужие разговоры и доносы на расслабившихся
— Куда пальцы суёшь?! Вовка! — вернул очередным своим поступком мои мысли, в тускло освещённый зал, свалившийся на мою многострадальную голову, обаятельный дурак. — Я тебя точно сегодня прибью! Сколько можно говорить, как нужно кассету в видик ставить?! Да на хрена ты руками проверяешь, чего там у агрегата внутри?! У тебя что, глаз нет? В детстве что ли не предупреждали, об опасности бестолкового заигрывания с электричеством?
— Антон — прервал мою гневную тираду мягкий, женский голос. — Тебя там к телефону. Подойдёшь?
— Спасибо. Сейчас подойду — ответил я и снова крикнул своему «горю»: — Ну, чего стоим?! Показывай ещё раз, как нужно с кассетой обращаться, перед тем, как собираешься её проглотить.
Телефон стоял в другом конце коридора, где его охраняла дежурная по первому этажу, этого корпуса санатория и звонить мне сюда могли лишь в самых экстренных случаях, и понятное дело, что только свои.
— Да — взяв в руки трубку, сухо сказал я, стараясь скрыть образовавшееся внутри нехорошее волнение.
— Антон. Это Саня — взволнованно прошипела она.
— Я понял. Узнал. Звонишь зачем, случилось чего? — коротко ответил я и сразу же потребовал разъяснений.
— У меня ничего. А вот тебя ищут. Какие то странные мужики ко мне приходили. Руки в наколках, смотрят жёстко и вопросы так задают, что не ответить на них я не посмел.
— И что? — спросил я, не улавливая главной мысли с словах говорившего.
— Так это. Я им всё рассказал — нервно усмехнувшись, промямлил Саня, что то невнятное мне в ответ.
— Чего рассказал? Говори яснее — поторопил его я, пытаясь не выпустить наружу собственное раздражение.
— Ну это. Где найти тебя. Их только это интересовало. Они, наверное, скоро к вам приедут.
— И что? — продолжая ещё больше закипать, задал я уже звучавший в нашем разговоре, вопрос.
— Ничего — ответил Саша. — Звоню сказать, чтоб ждал их. Они, скорее всего, уже на подходе.
— Ладно. Молодец, что позвонил. Я встречу. Ты не волнуйся, работай спокойно — протараторил я в трубку и бросил её на железный рычаг.
Обдумать, внезапно образовавшуюся тему со странными мужиками, практически не успел. Сорок шагов по коридору не то расстояние, за которое можно чего то решить и о чём то хорошенько подумать, тем более в конце его меня ожидала подросшая толпа зрителей, не позволяющая как следует сосредоточиться.
— Володя — сказал я бестолковому сотруднику, с трудом проникнув в помещение, между громко разговаривающими людьми. — Запускай всех, кто у дверей стоит. А если там, кто то будет мной интересоваться, не пререкайся с ними и сразу сюда веди. Бесплатно.