Двойная радуга (сборник)
Шрифт:
Клоуны Юрка и Лелик ободряюще подмигивали, а Ирка Романова хмыкала:
– Это ничего, это они тебя еще жалеют… Вот нас препод по акробатике не жалел – на пуантах по 10 минут стояли каждый день. Ссались от боли, а стояли.
Я внимала и продолжала упражнения со страстью неофита. Потом боль, конечно, прошла, а вот крутой подъем остался со мной навсегда.
Три фанерных кольца. Не много, кажется, но они летели куда угодно, только не мне в руки. По пятьсот раз я собирала кольца с манежа, и в пятьсот первый они снова разлетались и раскатывались по ковру… Я и плакала, и кричала, что не хочу больше «убиваться этой тупой
Мои ладони были в ранах от жестких ребер колец – меня бинтовали и гнали в манеж. Через два месяца появились мозоли между большим и указательным пальцами, и стало легче. А когда изготовились долгожданные булавы, отцентрованные под мою руку, красивые, яркие, – но с жесткими деревянными ручками, – через ладони легли полосы мозолей от этих ручек.
Жонглер репетирует бесконечно. Настоящие мастера репетируют по 8 часов в сутки, используя малейшую возможность ПОБРОСАТЬ. Это тяжелый и монотонный труд ради трех-пяти минут в манеже… В общем, я попала серьезно.
А пока что старый клоун дядя Коля мазал мне ладошки какой-то своей специальной мазью на травах, рассказывал бесконечные цирковые байки, бинтовал слабый от природы голеностоп и учил улыбаться во всю пасть, когда больно. Особенно когда больно.
Цирк живет по особому распорядку. Все дни недели – одно вечернее представление, суббота – два представления, дневное и вечернее, воскресенье – три. Понедельник – выходной. Поголовное веселье. Гуляли все, даже пожилые билетерши, даже величественный шпрехшталмейстер (конферансье и смотритель манежа) Давид Вахтангович, даже лошади и собачки. Играли в преферанс на ящиках за конюшней, ели всем коллективом вкуснейшую кашу, которую мастерски варил в огромном котле Серега, служащий дрессировщика медведей. В этой каше было все, чем государство СССР щедро (да, щедро!) снабжало цирковых зверей – мясо, крупы, овощи классного качества и приличного количества – директор Барский распорядился отсыпать по понедельникам продуктов для общего застолья…
А еще цирковые гуляют после закрытия гастролей в городе. Есть три дня, пока униформисты разбирают шапито, пока грузится в фуры аппаратура и реквизит, пока всей труппе покупаются билеты до следующего города и оформляются документы на перевозку зверей.
Я точно знаю, что люди цирка даже физически устроены иначе. Особенно те, кто принадлежит к династиям, когда прабабушка покоряла «арабеской» на скачущей лошади сердца офицеров русского царя, а правнучка крутит «вертушку» под куполом «Цирка дю Солей», например.
В коллективе передвижки № 13 была только одна представительница династии – Маргарита Балакирева, руководитель номера «гимнасты в ренских колесах». Чуть за пятьдесят, но в прекрасной форме – ни малейшего признака оплывания форм, стройные, сильные ноги, шпилька всегда, когда не в манеже, аккуратно выкрашенные блондинистые волосы, прямая спина, бугры мышц под все еще гладкой кожей (а попробуйте в течение пятидесяти лет потаскать по манежу колесо диаметром примерно два метра, которое сварено из труб толщиной в три пальца, неразборное и довольно тяжелое).
Риточка была очень примечательной дамой. Родилась в семье акробатов, в колесо влезла в пятилетнем возрасте, много раз выходила замуж, ради карьеры отказалась от детей, получила все возможные звания, стала заслуженной артисткой почему-то Казахской Советской Социалистической Республики. Объездила весь мир, насколько это было возможно в те годы, даже в нескольких капиталистических странах гастролировала. Давно купила кооператив в Москве, но жила у себя на Полянке раз в году – во время короткого отпуска, из которого спешила досрочно вернуться в цирковой конвейер, оставляя большую квартиру пылиться до следующего короткого визита.
Ветеран манежа, Рита давно перестала считать травмы. Однажды сказала, что только переломов помнит больше двадцати, но «все по мелочи, рука – нога – ребро». Несмотря на это, сохраняла прекрасную осанку и летящую походку. Очевидно, сильные боли в поломанных костях и стали первопричиной ее любви к «коньяковецкому» – так панибратски Рита называла коньяк. Плоская серебряная фляжка извлекалась по десять раз на дню, делался глоточек, – и Рита продолжала репетицию. Только однажды я увидела гримасу сильной боли – Балакирева сидела на ящике из-под реквизита около своего вагончика, а я несла морковку медвежатам. Вокруг не было никого, не нужно было «держать лицо». Балакирева посмотрела на меня, приложила палец к губам и вымученно улыбнулась:
– А что делать, деточка? Я не знаю другой жизни. Да и не умею ничего больше… надо терпеть. Это не очень больно, привыкаешь.
Крепкая была, сильная. А еще – добрая и смешная.
Кроме работы, Рита страстно любила золото. В смысле украшения. Вне манежа персты ея унизаны были множеством колец: старинная работа, красное, желтое и белое золото, и только с бриллиантами. Она покупала кольца и серьги во всех своих зарубежных турне и таки набрала пару килограммчиков за жизнь. Хранился клад в хронически не запирающемся вагончике, в верхнем ящике кофра – об этом знали даже собачки дрессировщицы Алдоны.
В цирке не воруют. Никогда.
Золото украшало Риточку не только извне. Оно было и внутри, так сказать. В виде зубов. В то время зубы делали из золота почему-то. Мосты, коронки – все было красиво, все блестело и матово светилось. У Риты из благородного металла была построена нижняя челюсть. Вставная. Точно знаю, потому что сама держала ее в руках.
Тот переезд совпал с днем рождения инспектора манежа, и труппа готовилась к пиршеству – справедливого и мудрого Давида Вахтанговича любили все.
Канистры с вином и коньяком занимали почти все пространство курилки – нам везли спиртное прямо с завода. Любил советский народ цирк, любил и ни в чем не мог отказать цирковым артистам. Мяса зверям заказали на мясокомбинате больше обычного, и клоуны построили два огромных кирпичных мангала – в коллективе было около 60 человек, никто не должен уйти обиженным. А овощи предоставила благословенная земля юго-западной Украины.
Из всей труппы не пили пятеро. Я (по причине юности), две древние билетерши, бывшие артистки (по состоянию здоровья), гимнаст Слава (зашился) и униформист Сережа, у которого к тому времени уже были удалены 2/3 желудка, он свое выпил. Ну и звери не пили, конечно. Им просто никто не догадался налить.