Двойник Жанны де Арк
Шрифт:
– Значит, вы не Анна. Отчего же тогда на допросе от 10 ноября записано, что вы назвали себя Анной?
– Добрейший господин, – подсудимый попытался встать, но дежуривший в дверях стражник усадил его на место. – Добрейший господин…
–Называйте меня отцом Казе, как называли бы своего духовника, – одними губами улыбнулся инквизитор.
– Отец Казе, когда меня допрашивали в первый раз, я был серьезно ранен и бредил. Возможно, тогда я даже не слышал обращенных ко мне слов и просто звал сестру. Простите меня за это.
– Что-то слабо верится.
Судья откинулся на спинку кресла, смотря на подсудимого с насмешкой.
– Я
– Обозвал бабой? – отец Казе поднял кустистые брови. – Что, так и сказал? С чего бы это?
– Ах, господин судья, боюсь, это стыдно для рыцаря, коим я являюсь, но я плакал, – подсудимый тяжело вздохнул. – Мой отец всегда говорил мне, что лить слезы стыдно, и, будучи ребенком, я делал это только в одиночестве, чтобы меня не могли застать за этим занятием слуги. Но тогда, после битвы у деревни Шерри, я плакал от боли. И, должно быть, заставший меня за этим занятием святой отец разгневался и назвал меня слабой женщиной. Он так и сказал: «Вы женщина?»
– И что же вы? – Казе кинул взгляд на скрипевшего пером писаря и тут же забыл о нем.
– Я вынужден был признать, что я не лучше скулящей бабы! Что я слабый, точно женщина, потому что плачу. Я так и сказал: «Да. Считайте меня женщиной». Я просто очень хотел, чтобы он удалился и оставил меня в покое.
– Дар слез свидетельствует как раз о том, что сердце ваше еще недостаточно огрубело в грехе. В некоторых судебных процессах способность подсудимого плакать засчитывалась ему за добродетель, что помогало снизить наказание. Впрочем, это не ваш случай и не относится к делу. Отчего вы назвались Анной ле Феррон?
– Чтобы от меня отстали, святой отец! – Жак снова попытался встать, и страж усадил его на место.
– Значит, вы не Анна? Не женщина?
– Конечно, нет! Я брат Анны – Жак, и, слово рыцаря, я мужчина! – произнеся это, подсудимый попытался связанными руками распутать тесемку, стягивавшую его штаны, но это оказалось не самым простым делом.
– Что вы собираетесь делать? – Казе, не мигая, следил за действиями подсудимого.
– Снять портки. А что же еще?! – он покраснел, глаза его метали молнии. – Может, хотя бы таким диким способом я сумею доказать, что я мужчина, и меня обвиняют черт знает в чем!
– Не чертыхайтесь, – инквизитор задумался, продолжая следить за попытками подсудимого стянуть панталоны. Конечно, экспертиза в таком деле была необходима, но не пытается ли коварная Анна совратить его таким образом? Не хотят ли через Анну ле Феррон враги бросить тень на его кристально чистую репутацию?
– Ваша честь! Позвольте мне заявить протест, – на лбу подсудимого выступили крупные капли пота, кадык двигался вверх и вниз, что выдавало сильное волнение. – Должно быть, враги Франции, с которыми я боролся под знаменем маршала де Рэ, возымели такую силу надо мной, что честь и добродетель попираются ныне ногами. Я был ранен под Шерри, где вместе с капитаном лучников Луи де Аллоном и двумя отрядами воинов уничтожал не дающих спокойно жить всей Лотарингии отряд поджигателей. Мой замок захватили, а я, моя жена и мои люди оказались под домашним арестом. Все время меня оскорбляли, называя женщиной, ругая за то, что я, оруженосец маршала де Рэ, посмел надеть на себя мужскую одежду! Как будто сам Господь не повелел мужчинам одеваться по-мужски! Они подвергли сомнению священное таинство брака, соединившее меня с моей драгоценной женой Брунисентой, урожденной ля Жюмельер. Прошлую ночь меня отправили дожидаться вашего приезда в подвал моего же замка, о судьбе супруги мне ничего не известно. Возможно, она умерла от страха за меня и стыда, так как оскорблениям подвергали и ее.
Все это время ей говорили, будто бы она не может являться моей законной супругой. Хотя мы венчались в часовне замка Лероз, и об этом имеется соответствующая запись. Что мы оба воры. Я ждал вас как Бога. То есть я знал, что вы разумный человек и сумеете установить, что я это я! – во время всей речи подсудимый распутывал тесемку на штанах. Закончив излагать свой протест, он резко поднялся, отчего штаны его упали до колен, обнажая природное естество.
– Подойдите сюда, – Казе подозвал к себе пытающегося восстановить порядок стражника. – Вам придется засвидетельствовать то, что вы сейчас видите. Назовите писарю свое имя и откуда вы родом.
После чего инквизитор велел позвать еще несколько человек, включая замкового лекаря, которые подтвердили факт, что подсудимый действительно оказался мужчиной.
– Отчего же вы до сих пор не догадались предъявить те же доказательства другим судьям? – уже более мягко осведомился Казе, когда веревки с рук юноши были сняты и он снова натянул штаны.
– Простите меня за то, что я опустился до таких крайностей, – Жак покраснел, отчего его красивое лицо сделалось еще более привлекательным. – Признаться, я решился на эту дерзость только потому, что мне сказали, будто бы вы моя последняя надежда, и если вы тоже признаете меня женщиной, больше мне уже никто не поверит. Еще раз простите меня…
– Отчего же ваши служанки и воины дружины признали в вас женщину Анну?
– Простые люди, – Жак улыбнулся, – я похож на сестру, что немудрено, ведь мы с ней появились в один день и один час. Что же касается допросов… Они боятся господ судей до такой степени, что готовы сознаться в чем угодно, лишь бы только их отпустили восвояси. А их еще и держали под арестом, обвиняли бог знает в чем. Я прощаю их всех и не держу зла.
– Хорошо. Но теперь, когда мы установили, что вы действительно мужчина, кто может подтвердить то, что вы Жак ле Феррон, сын владельца этого замка?
– Все слуги и служанки Лявро, мой благородный тесть Гийом ля Жюмельер из замка Лероз, господин комендант Вокулера Робер де Бодрикур и его семья, многие из его офицеров, я могу назвать имена. Множество господ в Нанси. Кроме того, все крестьяне окрестных деревень, напрямую принадлежащих замку, а также пользующихся его защитой, а их здесь немало. Но если этих свидетельств недостаточно, спросите обо мне маршала Франции Жиля де Рэ, рыцарей или простых воинов его отряда или адресуйте сей вопрос главнокомандующему французских войск Жанне Деве, посланной к нам самим Господом Богом! Если только она уже на свободе. Или всему ее штабу, генералам, офицерам, знаменосцам, секретарям и оруженосцам. Я удивлюсь, если кто-нибудь из этих господ откажется признать, что я это я!