Двойник
Шрифт:
– Так ты одна из этих страйкеров, - отвращение в его голосе не могло бы быть более очевидным.
Я засовываю пистолет и руки в карманы куртки:
– Да, - что еще я могу сказать.
– А ты не могла это все провернуть где-нибудь еще? Это семейный район, знаешь ли. На этой улице живут дети.
– Извините.
– Из-за неожиданности я чувствую себя как маленький ребенок, которого поймали, когда он делал что-то неположенное.
Он склоняется над телом, проверяет и отскакивает.
– Оу, оу, оу! Эй, она не мертвая.
Я поднимаю голову.
– Что?
–
– Она не мертва, - его голос одновременно и негодующий, и удивленный. Как будто он никогда раньше не слышал о страйкере, который провалил задание.
– Подойди сюда и посмотри сама.
Подхожу на ногах, тяжелых как свинец, хотя мне не нужно делать и этих нескольких шагов, чтобы убедиться, что он говорит правду. Она все еще дышит, но еле-еле. Ее вдохи поверхностные и редкие. Рукоятка ножа двигается, мелко дрожа. Ясно, попала в легкое. Ошиблась на сантиметр, опять.
– Закончи тут, - теперь он зол, его голос звучит твердо.
– Что?
– бессмысленно повторяю я.
– Закончить?
– Ты не можешь ее так оставить. А я не собираюсь делать за тебя твою работу. Я свою сделал давным-давно, к тому же я не страйкер. И, конечно же, мне тут не нужен Совет, который будет донимать меня, если узнает, что я с тобой просто заговорил.
Я делаю еще шаг и оказываюсь прямо перед ней. Последнее, чего я хочу - это снова увидеть ее лицо, но помимо моей воли наши глаза встречаются. Она пристально смотрит на меня, последовательность зашифрованных чисел в ее глазах все так же темна, как и до того, как я вонзила нож ей в грудь. Теперь в ее глазах боль и страх и, более того, осознание конца. Ей ничего не осталось, кроме как ждать.
Я снова достаю пистолет. С выстрелом я не ошибусь.
– О Боже, - взвизгивает толстяк. Он закрывает рот руками. Его лицо бледное, лоснящееся от пота.
– Это жестоко. Просто по-зверски.
У меня нет слов. Что бы я ни предложила, это не сотрет из его памяти то, что он видел. То, что я сделала. Я начинаю медленно отступать, даже не думая о том, чтобы вытащить нож. Я навсегда запятнана не просто кровью, но и почти провалом.
Мужчина протестующе бормочет позади меня.
– Погоди, погоди, погоди, а что с ней? Ты вызовешь службу зачистки или что? Ты собираешься заставить меня сделать это? Страйкеры, да вы просто мошенники!
Я побежала, стараясь убежать от убийцы внутри меня. Как будто я больше не могу оставаться в своей шкуре.
– Ты нас всех ставишь под удар, понимаешь?
– его голос, наконец, затихает. Этот мужчина так далек от воина, как только можно себе представить. Моя голова идет кругом: как так получается, что такой конечный продукт как он, Совет принимает, а продукт метода Дайра - нет? Чем одно лучше другого?
Одна улица незаметно переходит в другую, один квартал - в другой, пока я уже не уверена, где я нахожусь. Я могу быть где угодно или нигде - не имеет значения. Выразительные ореховые глаза и волосы цвета сливочного масла - это все, что я вижу, вперемешку с бесконечными тротуарами и безликими домами. Только изнеможение заставляет меня остановиться, я падаю на обочину и просто сижу задыхаясь. Я сгибаюсь и выворачиваю все содержимое желудка.
Я не знаю, сколько сижу тут. Только когда, мигая, включается уличное освещение, я понимаю, что уже поздно. Небо пепельно-серое, арочный край железного пограничного барьера изгибается вдоль горизонта. Перья дыма заводов Джетро поднимаются многочисленными столбами. Подо всем этим тихо устроились дома, спускаясь дальше в темноту. Ветки раскачиваются на ветру. Дороги ждут, чтобы их подмели.
Это ничем непримечательные, незапоминающиеся окрестности. Не могу не думать о первом завершении, которое я когда-то видела. Оно произошло в обстановке, похожей на эту, которая как будто была создана служить фоном для того, чтобы только действующие лица запечатлелись в памяти ярко.
– Вест, просыпайся!
– Чья-то рука потрясала мою ногу под одеялом, я ее отпихнула. Слишком рано вставать.
– Давай, надо идти, - прошептал Люк мне в ухо, - пока мама и папа не проснулись.
Я открыла глаза, вдруг резко проснувшись. Нездоровая смесь предчувствия и беспокойства скрутили мой живот в узел. Я видела части завершения раньше, но никогда от начала до конца. В розовато-сером предрассветном свете я могла разобрать силуэт Эм в кровати рядом со своей.
Я посмотрела на Люка внимательнее.
– Почему ты одет?
– громко шепчу я.
– Ты почему вообще не спишь? Ави сказал, что ты должен остаться тут.
Он пожал плечами.
– Эм до сих пор спит, - показал он.
– Она даже не заметит, что мы ушли. Вообще-то, я это и раньше видал.
Правда. Люк прошел через это, когда ему было девять, два года назад: наш отец отвел его посмотреть на это впервые. Теперь моя очередь, потому что я уже почти взрослая, чтобы участвовать, а Ави решил, что он достаточно взрослый, чтобы отвести меня самому.
Я спустила ноги с кровати уже одетая в джинсы и толстовку с капюшоном. Я спала в одежде, потому что знала, что нам надо быть как можно тише. Наши родители не хотели бы, чтобы мы шли одни, а если бы мы подумали хорошенько и пораскинули мозгами насчет СУ, мы бы, наверное, тоже не захотели. Но как бездействующим, нам было свойственно детское ощущение бессмертности. Ничто не могло причинить нам вред, кроме нашего Альта, но сегодня этого случиться не могло.
– Ладно, только не сдавайся, если Ави все еще против, - сказала я Люку, когда мы крались вниз по лестнице.
– Он не будет против, - возразил Люк.
– Да и кто знает, когда мы увидим другое завершение назначения целиком? То, о котором мы знаем, вот-вот случится.
– Вообще-то это не весело, - тихо говорю я, засовывая ноги в кроссовки.
Даже в полумраке мне было видно, как он закатил глаза.
– Ты знаешь, о чем я, Вест. Божжже.
Я знала, но мне не нравилось, когда кто-то не сочувствовал, в то время как Альт умирал. Сложно было грустить, когда Альты были незнакомцами. Они все были и реальными, и нереальными, если это вообще имеет смысл. Так как ни один из моих братьев еще не получил свое назначение, каждое завершение, которое они видели, лишь добавляло им еще один слой брони, обучало технике, которую они могли запомнить.