Двойники
Шрифт:
— Э-э, мне идти надо, понимаешь, свидание.
— Во сколько?
— Ну, — Иван долго смотрит на часы. — Через час.
— Такси вызову, с цветами. А теперь, голуба моя, ложись, устраивайся поудобнее и закрывай глазки. Будешь спать, а потом, по пробуждении отчитаешься — что видел, кого видел…
Иван Разбой смотрит в лицо Марку и не может оторвать взгляда. Странно как-то, как-то всё смешалось в голове — он видит перед собой как бы дюка, а может, это ему вспоминается, а может, и нет. Что-то знакомое. Дежа вю? «Уже меня так укладывали, и я спал, и сны были нехорошие. Кажется…»
— Марк,
— Кто они? — вскинулся Марк. После Измерителей, после мерзкой встречи Глебуардуса с тремя упырями — сегодня ночью Марк имел удовольствие восчувствовать, — благоприятных известий он и не ждал.
— Так что, спать? — Разбой, словно за советом, оборачивается к Кириллу.
— Раз он говорит спать, значит, спи. Начинай считать слонов. Говорят, помогает.
Иван Разбой, уже непонятно какой из них, вытягивается на топчане и закрывает глаза. Через пару минут он уже крепко спит.
— Ну ты погляди, каков. Заснул как профессионал, — удивляется Марк и снимает трубку телефона. — Что ж, такси, так такси.
Спустя ровно сорок пять минут, будит Победителя:
— Рота, подъем!
— А? — Иван просыпается.
— Пора, мой друг, пора. Время вышло. Что видел?
— А? Сколько там?
— Не боись, успеем, у меня всё схвачено, экипаж уже в пути. Давай, не томи, излагай.
— Что? Надя уже на остановке.
— Ты это во сне увидел?
— Ну да. Я там был. Нервничает, на часы смотрит, ты же знаешь, как «девятки» ходят.
— Если бы только «девятки», — сочувствует Кирилл.
— Что, и это всё?
Марк сидит задом наперед на стуле напротив Победителя, тянет папироску и внимательно разглядывает того.
Иван Разбой смотрит на Самохвалова — ничего не понять, просто в упор рассматривает да курит.
— Нет, не всё…
Иван задумывается, хочет поймать ощущение — вот только же промелькнуло.
— А может, показалось, — добавляет он.
— Нет, не показалось, — Марк хладнокровно пускает струю дыма в потолок, спокойно глядит всё тем же настойчивым уверенным взглядом. — Вспоминай, Победёша.
— Я не знаю.
Марк молчит.
— Ну, я не… Стой. Был кошмар. Как я мог забыть? С самого начала… Это потом я Надежду увидел. В общем, ты там замешан. Тебя ищет один… Я его со спины видел. Шел за ним — а описать, хоть убей, не могу. И где это было — тоже. Тухлятина какая-то.
— Ну и…
— И больше ничего. Кто-то тебя искал. Где, зачем — не знаю. Это всё, — Иван Разбой глядит умоляюще.
Взгляд Марка всё так же непроницаем.
— А Символиста Василия там не было?
— Я же сказал — не знаю. Это даже не сон; ощущение, что-ли?
Марк глядит на часы.
— Ну-с, где там твой экипаж?
Он встает, подходит к окну, открывает створку и, высунувшись, смотрит вниз. В каморку врывается сырой терпкий воздух.
— Иди, Разбой, карета подана, букет у водителя. Стой, держи деньги. Держи-держи, а то навеки обижусь. Это мой подарок, идет?
В дверях Иван оборачивается:
— Ты не бойся, я его теперь найду.
Допаяв свою плату, Кирилл сумрачно резюмирует:
— По-моему,
— Думаешь?
— И, по-моему, ты крепко влип.
— Помолчи, и без тебя тошно.
Некая гувернантка любит молодого человека, он ее единственный любовник. Их встречи редки: он женат — жена зануда и сволочь; она же имеет лишь один свободный вечер в неделю. Встречи романтичны и бурны. Всё это невероятно пошло, однако дело разнообразят два факта: великолепные декорации и изумительная пластика актеров, а второй — любовника гувернантки в каждом их новом свидании — которых в пьесе предусмотрено семь, — играет другой актер. Проходят годы, ее лицо покрывается морщинами, а вот ее любовник — то старый пошляк, то, напротив, юный вертер, то напористый донжуан, то какой-то близорукий субъект: никакой логики в подборе актеров, играющих любовника, не просматривается, никакого сходства, за исключением имени и ее воспоминаний о прежних свиданиях.
На последнее свидание он является в том же актере, что и на первое. Она с ужасом глядит на него. С нею происходит истерика — она прозревает: все эти годы она изменяла ему с ним самим! Каждый раз она видела в нем не его самого, а кого-то, с кем она хотела иметь любовь. Теперь же, по прошествии стольких лет она прозрела и вновь видит его таким, каким он был на самом деле.
Иван Разбой со своей Надей в бельэтаже. Публика завороженно впитывает в себя концепцию модного режиссера Пентюка. Иван откровенно скучает и томится. Однако, по мере развития идиотизма на сцене, в воображении возникает альтернативное театральное действо, еще концептуальней — эстетическая фантасмагория с элементами садизма. Называется она — «Я люблю вкусно покушать».
Выглядит это удовольствие приблизительно так.
При опущенном занавесе проявляется звук улицы — шарканье ног, гудки автомобильных клаксонов, слитный гул голосов. Негромко начинает играть музыка. На фоне музыки возникает мягкий мужской баритон, зачитывает рецепты изысканных блюд; звуки же улицы понемногу уходят и пропадают совсем.
Поднимается занавес. Посреди сцены, недалеко от ея края, стоит покрытый свежей белой скатертью ресторанный столик, на коем размещаются столовый прибор и все необходимые атрибуты. В глубине сцены нарочито высвечиваются поворотные круги — один выше другого, в количестве трех. Нижний еще пуст, но уже медленно вращается.
Баритон понемногу удаляется, оставляя главенствовать негромкую ненавязчивую музыку.
На сцену выходит метрдотель, в почтительном слегкапрогибе указывающий путь к столику. Следом появляется Хорошо Одетый Мужчина в сопровождении двух короткостриженых бандитов, переодетых в гражданское. Замыкает шествие профессионально слегкапрогнувшийся официант.
Хорошо Одетый Мужчина являет собой самое спокойствие и непоколебимую расположенность приятно провести время. У столика останавливается, окидывает его поверхность спокойно-уверенным взглядом, делает шаг к стулу — метрдотель угодливо подставляет, — и удобно располагается лицом к зрителям. Метрдотель занимает позицию позади, переодетые в гражданское бандиты по сторонам, официант наизготовке.