Двойное сердце агента
Шрифт:
– Четвертый седьмому.
– На приеме, – отозвалась рация.
– Все тихо. Объект пока не прибыл, – сообщил снайпер.
Его коллега-чекист, прятавшийся в кустах напротив клетки с тигром, посмотрел на часы и ответил в рацию:
– Понял. Продолжайте наблюдение…
В этот момент за спиной Плужникова раздался ироничный шепот:
– У вас продается славянский шкаф?
Плужников обернулся и вздрогнул. В стоявшем перед ним уборщике он узнал знакомого ему по фотографиям в уголовном деле Олейникова.
– Здравствуйте, Павел Михайлович! –
Чекист в кустах занервничал и схватил рацию:
– Есть контакт. Приготовились!
Снайпер вскинул винтовку и попытался поймать в перекрестие оптического прицела Олейникова, но тот, мягко переступая с места на место, почему-то все время оказывался перекрыт генералом.
– Мне говорили, что вы человек веселый, – придя в себя, ответил Плужников. – Давно хотел с вами повидаться.
– Извините, – сказал Олейников, поглядывая на отблеск винтовочного прицела на крыше и прячась за Плужникова, – раньше не мог. Дела, знаете. Сидел некоторое время, потом бегал – разминался. Не до свиданий было…
Олейников рассмеялся и опустил руку в карман. Сидящий в кустах чекист нервно нажал кнопку рации:
– Внимание! Огонь на поражение…
Палец снайпера опустился на спусковой крючок.
– А вот теперь в самый раз повидаться, – сказал Олейников, извлек из кармана кассету с фотопленкой и протянул ее Плужникову.
Генерал повернулся в сторону снайпера и отрицательно покачал головой. Снайпер опустил винтовку.
– Что здесь? – спросил Плужников, забирая фотопленку.
– Фотографии Брижит Бардо, – заговорщицки прошептал Олейников.
– Кого?
– Павел Михайлович, здесь фотокопия оперативного дела из архива генерала Кубина. Берите-берите, она не отравлена. Потерять не бойтесь – копия у меня есть. Там, кстати, все мои донесения из Америки, которых почему-то, как мне сказал, приведя меня на расстрел, товарищ Зорин, в ваших архивах не осталось…
– Расстрел? – искренне удивился Плужников, убирая кассету с фотопленкой в карман.
– Ух ты! – хохотнул Олейников. – Так ваш майор еще и в самодеятельности участвует? Талантище!
– Какой еще расстрел? – продолжал недоумевать генерал. – Ему было приказано лишь отконвоировать вас в Москву…
– То есть вы ничего не знаете о наших развлечениях по дороге? О спектакле с приставленным к затылку пистолетом?
– Первый раз слышу, слово офицера…
– Молодец майор, решил меня на испуг взять – вдруг я все-таки сознаюсь, что я американский шпион.
– Где он?! – с негодованием рыкнул Плужников.
Олейников покрутил головой по сторонам.
– Где-то здесь… предков кормит.
– Что?..
Олейников махнул в сторону вольера с обезьянами, и генерал разглядел Зорина, который, держась рукой за клетку и пошатываясь, кормил пломбиром шимпанзе.
Майор был пьян в стельку, его лицо неожиданно принимало самые разные выражения: от глубокой сосредоточенности до детского умиления. Закончив скармливать мороженое, Зорин стал корчить обезьяне рожицы, высовывая язык и надувая щеки. Позади него раздался настойчивый кашель. Майор обернулся – перед ним стояли Плужников и Олейников.
– Товарищ генерал… – икнул оторопевший Зорин, – ваше задание выполнено… Только вот он чуть не воткнул мне в ухо мою любимую….
Зорин вновь икнул и показал генералу трофейную ручку.
– Смирно! – стараясь не привлекать внимания окружающих, злобно прошипел Плужников. – Бегом марш в управление! Сдать удостоверение и оружие!
– Товарищ генерал, – перебил его Олейников, – оружие у майора Зорина я уже изъял, потому и пил он под дулом пистолета, привязанный к батарее. Не было у меня другого способа получить у него информацию про вас. Пока насильно пол-литра в него не влил, молчал как кремень…
– Как кремень… – еле ворочая языком, подтвердил Зорин.
– Простите его милосердно, – улыбнулся Олейников.
– По справедливости – под трибунал надо, – сверкнул глазами Плужников.
– Не надо… – жалобно попросил Зорин.
– Да уж… – вздохнул генерал. – Ладно. Сказано же нам: милосердие паче справедливости.
– Кем сказано? – заглянул в глаза Плужникову Олейников.
– Не важно, – отмахнулся тот и повернулся к Зорину: – Чтоб ни капли в рот больше!
– Он больше не будет, – улыбнулся Петр и предложил: – А вот мы с вами, товарищ генерал, вполне могли бы по рюмашке. Где-нибудь в менее людном месте. А то вон на крыше ваши подчиненные очень нервничают, не дай бог шмальнут…
– Ну рассмешил старика! – хохотал Хрущев, хлопая Сидорова по плечу. – Ну рассмешил! «Хрен прикажешь», говоришь… Хороший анекдот! Ха-ха-ха!
– Молодой он еще, Романский этот… – обиженно заворчал Сидоров, надеявшийся совсем на другую реакцию Хрущева на свой рассказ о совещании.
– А у нас, как это в песне поется, – не унимался Хрущев, – молодым везде дорога, а нам старикам – что?
– Почет… – вздохнул Сидоров.
– Правильно, почет!
Хрущев перестал смеяться, обошел стол, сел в кресло и внимательно посмотрел на Сидорова.
– Не бойся, – сказал Хрущев, и в его глазах мелькнула хитрая искорка, – я тебя больше люблю. Вот уйду на пенсию, тебя у руля оставлю. Ты ведь старика не подведешь?
– Никита Сергеевич… – взволнованно выдохнул Сидоров. – Я… да я… да спасибо…
– Знаю, – решительно прервал поток благодарности Хрущев. – Ладно. Чего там еще на совещании-то было? Утрем мы нос американцам в космосе?
Сидоров напрягся, изобразив на лице озабоченное раздумье.
– Я вот что подумал, Никита Сергеевич… – изрек он. – Правильно вы подметили про молодых, про дорогу… Давайте товарищу Романскому и поручим курировать подготовку полета человека в космическое пространство. Молодой, энергичный – проложит, так сказать, дорогу в космос. Завтра как раз первый запуск по программе «Восток» – вот пусть и летит на Байконур! На месте, так сказать, разберется…