Двойное золотое дно

Ермакова Татьяна Евгеньевна

Да, что бы мой дорогой Антименко ни сделал, я буду стоять за него горой, буду рвать за него глотку!..

Но вернемся к Ельчанинову...

На меня нахлынули воспоминания, и мне стало грустно. Врать себе, как и каждый человек, я умела. Но смысла в этом не видела. Мало того, что я завидовала женщине (если она, конечно, существует), с которой, он надеялся, у них все будет хорошо. Так еще и Иришечка подлила в огонь даже не маслица — бензина!

Илья мне нравился. Скажем так, он мне очень нравился. Не поторопилась ли я с выводами?

В

конце концов, человек мог попасть туда случайно...

А если — нет?..

Да кто я такая, чтобы его судить?! Как знать, может, у него есть очень веские основания для убийства. Человеколюбие — это, конечно, хорошо. Но по большому счету, бывают в жизни проступки, за которые не наказывать, а карать нужно. И не годами лишения свободы, а физическим уничтожением!

Ситуации бывают разные, иногда самые дикие. Ты твердо уверен, да что там, знаешь! Видел собственными глазами, поймал за руку! Вот только доказать ничего не можешь...

Недавно весь город взбудоражил совершенно кошмарный случай. На операционном столе умерла молоденькая девчонка. Операция была пустяковая — аппендицит без осложнений. Плановая операция. Хирург с трясущимися после вчерашнего руками случайно что-то не то перерезал ей. Девчонка умерла.

Но как измерить вину этого убийцы? Чем? Годами не прожитой девушкой жизни? Жизнями ее нерожденных детей, внуков и правнуков?

Этому мерзавцу объявили выговор... Не уволили, не лишили диплома, не посадили... И все потому, что он дружил с главврачом. Сердобольный начальник состряпал заключение о смерти, к которому не подкопаешься. По всему выходило, что девушке и без операции-то оставалось жить считанные часы.

Я убеждена и трижды под этим подпишусь, что хирурга-коновала необходимо наказать. И я верю, что он свое еще получит.

Возможно, что-то подобное в отношении Щербинина испытывал и Илья. Возможно, вина Бориса была столь же велика и недоказуема...

Я ковырнула ключом в замке, но войти в дверь не успела.

— Панова Оксана Сергеевна?

— Да-а, — я автоматически повернула голову в сторону говорившего.

Невысокий мужичонка в штатском (весьма потрепанном штатском) стоял на лестнице за моей спиной. Мне хватило одного взгляда, чтобы каким-то двадцать пятым чувством определить, что это мент. А клубы ядовитого сигаретного дыма свидетельствовали о том, что ждет он меня довольно давно.

— Майор милиции, Лещев Владимир Степанович, — представился мужчина.

Ничего себе денек начинается!

Я возвращалась с работы, обдумывая по дороге планы действий. А тут тебе — милиция!

Что оставалось делать? Я молча .открыла дверь и жестом пригласила майора войти.

— Что ж вы, Оксана Сергеевна, такая доверчивая? Где ваша бдительность? — игриво хмыкнул Лещев, а я поморщилась. От плотного, посверкивавшего стеклами очков в дешевой оправе мужчины противно пахло дешевым одеколоном. — Даже документики у меня не спросили, а уж в дом приглашаете...

— Красть у меня нечего, сами видите, — недовольно буркнула я, направляясь на кухню и пошире открывая форточку. Как можно пользоваться такой гадостью?! Это же негуманно!

Впрочем, нет, нормально. Если рассматривать этот «аромат» как меру воздействия на подозреваемого. Запри меня на часок в камере с этим типом, я признаюсь не только в том, что собственноручно застрелила Щербинина. А еще возьму на себя и убийство Кеннеди, Старовойтовой, Листьева и даже сознаюсь в том, что потопила «Титаник» с террористической целью... А этот гад еще и «Приму» достает!!!

— Нет уж. Извините. Я не курю, к тому же неважно себя чувствую, — твердо сказала я и села под открытой форточкой, подальше от майора. Правда, слово «подальше» звучит странно применительно к моей малогабаритной кухне.

Лещев тяжело вздохнул, но сигареты спрятал.

Балагурство мне не очень-то помогло. Руки-ноги тряслись, и, чтобы скрыть сей прискорбный факт, я крепко сцепила руки на коленях.

— Так-таки и не хотите посмотреть мои документы? — поинтересовался майор, открывая удостоверение.

«Нет! — хотелось мне заорать. — Сейчас даже банковский чек на миллион баксов на мое имя не отличу от туалетной бумаги!»

— Я вас ждала, — вместо истерического вопля почти спокойно ответила я.

— Вот как? — наморщил лоб Лещев.

— Не надо, Владимир Степанович. Я не маленькая девочка и прекрасно понимаю, зачем вы ко мне пришли. Об убийстве Бориса Георгиевича трубит вся местная пресса и телевидение. Нужно быть слепым и глухим, чтобы этого не знать.

— Вы правы, Оксана Сергеевна. Сильно переживаете? На вас лица нет, — доброжелательно заметил майор. Однако его маленькие глазки за стеклами очков внимательно следили за моей реакцией.

— Месячные у меня, первый день. Всегда так мучаюсь, а тут еще это. — спокойно ответила я, гордясь своей выдержкой. «Что, съел, господин майор?!»

Выбить Лещева из равновесия мне удалось всего на несколько секунд. Нервы у него крепкие или привычка сказывается. Но лиха беда начало. Лучшая защита — это нападение.

— Тогда давайте приступим к делу, — невозмутимо предложил он. — Как давно вы знакомы с Борисом Георгиевичем Щербининым?

— С позапрошлого четверга, — честно ответила я.

Всегда лучше говорить правду, особенно если ее можно проверить. А вот детали...

— Какие у вас отношения?

И снова совершенно честно я рассказала, как познакомилась с Борисом (не упомянув почему), о «Шагане»,о походе в театр.

Майор кивал, а потом сказал загадочную (но не для меня) фразу:

— Все по стандарту, как с остальными.

Спасибо Фаечке. Смысл его слов я сразу поняла и сообразила, что на этом можно неплохо сыграть. Прикинуться дурочкой...

— Что вы имеете в виду? — взвилась я. — Что значит «как с остальными»?