Двойной орёл
Шрифт:
На память пришли слова на странице, грубо вырванной из каталога «Кристи» и снабженной его пометками, сделанными от руки.
«Так называемое Зимнее яйцо было изготовлено Карлом Фаберже для царя Николая II и предназначалось в дар его матери, вдовствующей императрице Марии Федоровне, на Пасху в 1913 году. Само яйцо выточено из сибирского горного хрусталя и инкрустировано тремя тысячами бриллиантов; еще три тысячи бриллиантов украшают его подставку.
Как и все пасхальные яйца Фаберже, это содержит сюрприз. В данном случае это пасхальная корзиночка из платины, украшенная цветами из золота, гранатов
Он в одиночестве любовался яйцом и вскоре уже ничего не слышал, кроме биения собственного сердца да тиканья невидимых часов. Он смотрел и смотрел на него, и все вокруг растворилось, отодвинулось куда-то, перестало существовать, а бриллианты сверкали, словно сосульки на полуденном солнце. Смотрел, и вскоре ему начало казаться, что он видит через яйцо свои руки в перчатках, пальцы, косточки и даже сухожилия.
Мысленно он вернулся в Женеву. Вспомнил, как стоял у изножья отцовского гроба, свечи капали воском на алтарь, поодаль заунывно бубнил молитву священник. На крышке гроба лежал венок, и с него капала вода, стекая по гладкой боковине на пол. Он стоял там как завороженный, не в силах оторвать взгляд от красного ковра, что постепенно менял цвет, становился темнее в том месте, где растекалась небольшая лужица.
Тогда ему в голову пришла неожиданная мысль, вернее, вопрос. Явилась, укоренилась где-то на самом краю сознания и продолжала дразнить и мучить.
«Может, уже пора?»
Позже он, конечно, отмахнулся от нее. Старался вообще не думать об этом. Очевидно, просто не хотел. Но через два месяца после похорон мысль вернулась, и продолжала возвращаться с удручающей частотой. Вопрос преследовал его, вмешивался в каждое действие, наделял каждое слово сомнением и неуверенностью. Требовал ответа.
И вот теперь он понял. Все стало окончательно ясно. Это неизбежно, как переход от зимы к весне. Пора, время наступило. А после — все, он отойдет от дел.
Он натянул маску на голову, завернул яйцо в клочок мягкой ткани, пустую шкатулку положил в сейф, запер его и опустил деревянную панель. Скользящей бесшумной походкой приблизился к окну и выбрался на балкон.
Казалось, сирены внизу звучат громче, затем он вдруг с удивлением заметил, что его сердце бьется в такт хлопанью винтовых лопастей полицейского вертолета, который теперь пролетал почти над самой его головой, и прожектор отбрасывал круг света на деревья и улицы внизу. Он выискивал кого-то или что-то. Пригнувшись за балюстрадой, Том прикрепил веревку к своей сбруе и рассчитал прыжок так, чтобы вертолет в это время пошел на разворот. И через секунду исчез, растворился во тьме.
От него остался лишь один след. Ресница спорхнула с лица в тот момент, когда он снимал маску. Она лежала на полу, крохотная, изогнутая, отливая черным в лунном свете.
Глава 2
Штаб-квартира ФБР, Вашингтон, округ Колумбия
18 июля, 7.00
Она знала, что это случится. Дверь приоткрылась, в проеме возникла темная фигура. Она старалась сдержаться, но не получилось. Никогда у нее не получалось. Медленно, плавно подняла руку, выставила ствол перед собой. Левая рука у нее была сильнее и слегка согнута
Все три пули она положила в «яблочко», получился идеальный равносторонний треугольник. Он умер, еще не успев рухнуть на пол, а на белой рубашке уже расплылось красное пятно, точно кто-то разлил чернила на промокашку. В лицо ей ударил яркий свет, только тогда она поняла, что натворила.
Дженнифер Брауни проснулась резко, словно от толчка. Провела ладонью по щеке, и она мгновенно стала липкой от пота. Протянула руку к ламинированной поверхности тумбочки и нащупала часы. Моргая и щурясь от яркого света неоновой лампы над головой, пыталась разглядеть, который час. Ровно семь утра. Черт…
Она потянулась всем телом, изогнула шею. Снова опустилась на простыню. Зевая, выдвинула нижний ящик тумбочки. Достала оттуда упакованную в целлофан белую блузку, идентичную той, что была на ней. Еще две, аналогичные, остались в ящике. Положив упаковку на стол, начала расстегивать пуговки той блузки, что была на ней, пальцы онемели и плохо слушались. Наконец удалось справиться со всеми пуговками. Дженнифер встала, блузка соскользнула на пол, она подняла ее, швырнула в ящик и пинком задвинула его.
Она была удивительно хороша собой, отличалась естественной, не сразу бросающейся в глаза красотой, которой иногда отмечены женщины. Высокая — пять футов девять дюймов, с гладкой коричневой кожей, фигура гибкая и стройная, но со всеми положенными округлостями. Щеки немного пухлые, черные вьющиеся волосы достигают плеч. Драгоценностей она не носила никогда, за исключением одной безделушки от Тиффани — цепочки в виде переплетенных между собой сердечек. Это был подарок сестры на восемнадцатилетие, и цепочка угнездилась в соблазнительной выемке между холмиками грудей.
Она застегнула свежую блузку, заправила ее за пояс черного брючного костюма. Потом оглядела помещение без окон со стенами, выкрашенными светло-голубой краской, и улыбнулась. От улыбки на округлых коричневых щеках возникли ямочки — пусть и маленький, а свой офис. Она, похоже, никак не могла привыкнуть к этой мысли. Ее собственная, отдельная комната. Все здесь принадлежит только ей, даже воздух. Вот уже три месяца она здесь, в округе Колумбия, а ощущение новизны до сих пор не притупилось. Еще долго не притупится. Особенно после тех трех лет, проведенных в полевых условиях, в тренировочном лагере в Атланте, где стены домика были такие тонкие, словно картонные; казалось, дунешь — и он рассыплется. Она радовалась, что вернулась сюда, и планировала остаться.
Мысли Дженнифер прервал стук в незапертую дверь. Она нахмурилась, но улыбнулась, увидев на пороге Фила Такера, командира своего отделения. Он, как всегда, вовремя. Вчера сказал, что она понадобится ему утром, им надо поговорить. Правда, о чем именно, не уточнил.
— Привет!
— Ну как ты тут? — Он подошел к столу и, щурясь, уставился на нее через очки без оправы, над галстуком нависал двойной подбородок. — Еще одна ночь без сна?
— А что, заметно? — Дженнифер пригладила волосы, протерла кончиком пальца уголки глаз, прогоняя остатки сна.