Двойной орёл
Шрифт:
Распахнула дверцу и вышла на улицу, асфальтовое покрытие мягко подалось под каблуком. Жара усиливалась. Дженнифер протиснулась между двумя черными седанами, за затененными стеклами в салоне с кондиционером сидели какие-то важные персоны. Шагнула на тротуар. Чуть дальше, на углу Шестнадцатой улицы, бойкий торговец хот-догами уже установил свой лоток, и Дженнифер слегка затошнило от запаха жареного лука и горячих сосисок. Стиснув зубы и стараясь дышать ртом, она продолжила путь.
Смитсоновский институт являлся крупнейшим музейным комплексом в мире. Он состоял из четырнадцати отдельных музеев и Национального зоопарка в округе Колумбия, еще два музея находились в Нью-Йорке. В
Зал монет и медалей национальной нумизматической коллекции располагался на третьем этаже Национального музея американской истории. Это было низкое, вытянутое здание из белого камня постройки начала шестидесятых годов, на пересечении Четырнадцатой улицы и Конститьюшн-авеню. Свыше четырехсот тысяч экспонатов было выставлено там, и это составляло лишь небольшую часть коллекции.
Через десять минут Дженнифер уже входила в облицованный темными деревянными панелями кабинет, ноги утопали в пушистом зеленом ковре. В углу высился звездно-полосатый флаг. В дальнем конце комнаты, между двумя высокими окнами, стоял массивный письменный стол, заваленный бумагами и папками. За ним сидел куратор национальной нумизматической коллекции Майлз Бакстер — мужчина сорока двух лет, в темно-синей спортивной куртке, белой рубашке и бежевых брюках. От него свежо и остро пахло мужским одеколоном. Навстречу посетительнице он не поднялся.
— Мне не сказали, что посылают женщину.
— Извините, что разочаровала вас. — Дженнифер напряглась.
— Нет, что вы, напротив, мисс Брауни. Очень приятный сюрприз. Если бы я знал заранее, подготовился бы получше.
Он улыбнулся, продемонстрировав два ряда безупречно белых крупных зубов, напомнивших Дженнифер клавиши пианино. Они особенно выделялись на загорелом лице. Затем протянул руку для рукопожатия, ладонь оказалась слегка влажной. Дженнифер заметила, что по левую сторону от пробора волосы у него более приглаженные. Видимо, он, облизав ладонь, приводил в порядок прическу перед тем, как Дженнифер вошла.
— Вообще-то я специальный агент Брауни, сэр, — произнесла она и протянула мужчине удостоверение.
Улыбка на его лице исчезла.
— Ах, ну да, конечно.
Он внимательно изучал ее удостоверение, даже несколько раз поднимал голову, сравнивая ее лицо с тем, что на снимке. Дженнифер воспользовалась моментом, чтобы вытереть влажную после его рукопожатия ладонь о брюки. Но вот он закончил и протянул ей удостоверение.
— Да, разумеется, мне и прежде приходилось иметь дело с людьми из ФБР, но, должен признать, они не были настолько… привлекательны. К сожалению, я не имею права обсуждать с вами эти дела. — Глаза его сузились. — Это вопрос национальной безопасности. Уверен, вы поймете.
Он указал на стену справа от него. Стена являла собой подобие алтаря, была сплошь увешана снимками, дипломами, заполненными каллиграфическим почерком, свидетельствами в золоченых рамочках. Дженнифер кивнула, надеясь, что он не заметит усмешки, промелькнувшей у нее на губах.
— Вы хорошо знаете Вашингтон? — В ответ она пожала плечами, и Бакстер воспринял ее жест по-своему. — Если хотите, чтобы кто-нибудь показал вам город, буду счастлив стать вашим гидом в ближайший уик-энд.
Пару лет назад, когда Дженнифер еще верила, что ума и трудолюбия достаточно, чтобы чернокожая женщина стала агентом ФБР, она встретила бы данное предложение с ироничной улыбкой и презрительным смешком. Но опыт научил использовать все имеющиеся в ее распоряжении средства и инструменты. А это, в свою очередь, означало, что она должна говорить Майлзу Бакстеру то, что он желает слышать. Только тогда можно будет вернуться к Корбетту не с пустыми руками.
— С радостью, — протянула Дженнифер и смущенно пригладила шапочку вьющихся волос.
— Вот и славно! — Бакстер расцвел в улыбке. — Прошу вас, садитесь. — Он кивком указал на кожаное кресло напротив стола. — Называйте меня просто Майлз.
— Спасибо, Майлз. — Она одарила его самой сердечной улыбкой. — А вы меня — просто Дженнифер.
Бакстер сложил ладони вместе, точно собрался молиться. От внимания Дженнифер не укрылось, что ногти у него обкусаны.
— Итак, Дженнифер, чем могу помочь?
Она полезла в карман жакета.
— Что вы можете сказать вот об этой монете? — Дженнифер протянула Бакстеру монету в плоском защитном пластиковом пакетике.
Он нацепил очки в металлической оправе и перенес монету под лампу с зеленым абажуром, стоявшую на столе, чтобы лучше видеть все детали. А потом вдруг резко поднял голову, и Дженнифер прочла на его лице крайнее изумление. Да и голос у Майлза изменился, он заговорил с запинками и неуверенно.
— Где…, как вам удалось раздобыть ее? — Он недоверчиво покачал головой, отвисшая кожа под подбородком затряслась. — Нет, невероятно! Невозможно! — Он прерывисто дышал, пальцы дрожали, пока он вертел в них монету, точно она раскалилась добела.
— О чем вы?
— Ну, тут нет никаких сомнений. Это «двойной орел» тысяча девятьсот тридцать третьего года выпуска.
Дженнифер пожала плечами:
— Я не являюсь экспертом по части нумизматики, Майлз.
— Да, конечно, извините. Правительство США начало чеканить золотые монеты с тысяча семьсот девяностых годов, а двадцатидолларовые монеты, или, как их еще называют, «двойные орлы», с тысяча восемьдесят сорок девятого года, со времен «золотой лихорадки».
— Но почему двойные? Ведь на монете всего один орел.
— Видимо, вот в чем дело, — медленно промолвил он. — Десятидолларовые монеты называли «орлами», а затем, когда появились монеты достоинством в двадцать долларов, их прозвали «двойными орлами». Большинство людей обладают не слишком развитым воображением.
— Да.
— Все дело в дате, — пробормотал Бакстер, и на его лице отразилась задумчивость.
— Вы хотите сказать, на монете? Так что же случилось в тысяча девятьсот тридцать третьем году?
— Важнее то, чего не случилось, — ответил Бакстер, задумчиво теребя кончик длинного розового носа. Щеки у него тоже порозовели, голос обрел прежнюю уверенность. Он отодвинул монету в сторону и откинулся на спинку кресла. — Самое интересное в золотой монете, отчеканенной в тысяча девятьсот тридцать третьем году, то, что Америка была погружена в глубокую депрессию. В марте тысяча девятьсот тридцать третьего года президентом был избран Рузвельт, и через несколько дней после инаугурации он запретил хождение в стране золота в любом виде. Запретил производство, продажу и владение золотом.
Дженнифер кивнула, она проходила это еще в школе, на уроках истории. Полный биржевой крах на Уолл-стрит в тысяча девятьсот двадцать девятом. За ним последовала Великая депрессия. Четверть всего населения стали безработными, страна погрузилась в хаос. В урагане обрушившихся на них несчастий, когда все ценные бумаги превратились в прах, а накопления разом обесценились, люди начали цепляться за то, в чью ценность свято верили. Золото.
— Президент хотел положить конец хаосу, успокоить рынки путем укрепления федеральных золотых запасов, — продолжил Бакстер, иллюстрируя свою речь выразительными жестами. — Был издан президентский указ за номером шесть тысяч ноль два, запрещающий частным лицам и банкам владеть золотом, а также производить расчеты с его помощью.