Двойной запрет для миллиардера
Шрифт:
И это от одной только улыбки, живой улыбки Марка Громова. Что со мной делается, когда он ко мне прикасается, постеру и не снилось.
В меня попадает шаровая молния, меня пробивает электрический разряд, я становлюсь высоковольтным проводом, через который подается напряжение в десятки тысяч вольт.
??????????????????????????Вот что со мной происходит. Думаю, не стоит уточнять, что я по уши втрескалась в Марка. И только теперь понимаю, как было легко и просто любить его фотопортрет. И как адски тяжело любить живого Громова. Потому что все труднее и труднее получается от него это скрыть.
— Марк, а почему в новостях пишут, что ты не справился с управлением? — я собираюсь с духом и задаю вопрос, который давно хотела задать. — Почему там нет ни слова о неисправных тормозах?
Он снова хмурится и водит пальцем по ободку чашки.
— Не знаю, Каро. Экспертиза должна была установить все обстоятельства аварии. Но кому-то важно, чтобы настоящая причина была скрыта.
Мне передается его мрачное настроение, Марк это замечает и тянется через стол. Берет меня за подбородок, приподнимает вверх.
Ба-бах! На этот раз обошлось, на этот раз всего лишь шаровая молния.
— Эй, малышка, — говорит он и заглядывает в глаза, — ты дала слово, что не будешь забивать этим голову и расстраиваться.
— Я не давала, — говорить неудобно, потому что Марк давит на щеки, — ты меня вынудил.
Он улыбается, и снова совсем не так как на постере. Мне от его улыбки так тепло, что хочется подставляться под нее как под солнечные лучики. Снять одежду и подставляться, а лучше если бы ее снял Марк…
О, нет, куда меня опять понесло? Не мысли, а болиды на гоночном треке. Моргнуть не успеваешь, они уже фьють! — и погнали…
— Каро, ты о чем задумалась? — слышу сквозь пелену своих лихорадочных мыслей журчащий голос. Распахиваю глаза и вижу перед собой повернутую ладонью вверх руку. — Потанцуешь со мной?
— Танцевать? Ты собрался со мной танцевать? — переспрашиваю настороженно. Может мне послышалось? Или показалось? Или померещилось?
— А что тут такого? — удивляется Марк. — Ты же говорила, что танцами занималась. Или соврала?
— Зачем мне врать? — возмущенно пожимаю плечами. — Я за ногу твою переживаю. Как бы не пришлось снова тебя к дяде Андронику посреди ночи везти.
— Не переживай, — теперь его голос журчит где-то у моей шеи, и я судорожно вздрагиваю, — не придется. Не бойся, малыш, иди сюда.
Не понимаю, что со мной творится. Марк не говорит ничего необычного, все слова мне привычны и знакомы. Но то ли тон, которым он их произносит, то ли легкие касания губ к шее заставляют сердце биться быстрее. Дыхание сбивается, воздух застревает в легких.
Я вкладываю свою руку в раскрытую ладонь, и мне кажется, что я не руку туда вложила, а свое сердце.
Глава 11
Это самый необычный танец, который мне когда-либо приходилось танцевать. Марк роется в телефоне, кладет его на стол и за руку выводит меня на свободное от столиков пространство.
Звучит музыка. Мои колени раздвигаются сильным мужским коленом, между ногами оказывается крепкое мужское бедро. На него меня как бабочку на шпильку насаживают сильные мужские руки.
Одна рука ложится мне на лопатку, вторая на затылок. Я издаю слабый беспомощный писк, который наверняка должен быть расценен как протест, но он тонет в зажигательных ритмах бачаты.
И все. Меня захлестывает ураган ощущений. Пронизывает насквозь там, где ко мне прикасаются руки Марка. А оттуда растекается по всему телу, вызывая покалывание до кончиков пальцев.
Сознание плывет, я как в тумане. Тело отзывается на каждое движение, на каждый вздох, на каждую ноту. Марк ритмично двигает бедрами, неотрывно глядя в глаза, и от этого одновременного контакта телами и взглядами кажется, я сейчас упаду без чувств.
Но не теряю, двигаюсь навстречу ему, увеличивая амплитуду.
Как Громов умудряется балансировать, удерживая вес тела на здоровой ноге, не знаю. Он делает это легко, словно играючи, еще и бедрами вращать успевает. Я в его руках как мягкий податливый воск, из которого он может сейчас слепить все что захочет.
Все… Что он… Захочет…
Тело послушно двигается в такт музыке, как будто не было никакого перерыва. Как будто я только вчера оттанцевала очередной конкурс и получила заслуженное первое место.
Все что происходит сейчас на террасе, я могу назвать только полным помрачением рассудка. И, судя по пылающему огненному взгляду темных как штормовое море глаз, не только моего.
Марк держит за руку, отталкивает и снова притягивает. Вжимает в себя, отпускает и снова вдавливает. Грудная клетка ритмично вздымается, в области паха давно все вздыблено, и делать вид, что я ничего не замечаю делается все тяжелее.
Взгляд Марка тоже с каждым движением тяжелеет. Его руки напряжены, на скулах горят яркие пятна, лоб усеян бисеринками пота.
Шаг влево, разворот, рывок на Марка и от него. Теперь все то же синхронно вправо. Дыхание ускоряется. Сердце вылетает из груди и проваливается вниз, где туго закручивается узлом что-то горячее и неистовое.
Он снова вжимается в меня, и дальше мы танцуем не разрывая контакта. Как будто мы одно целое. Как будто мы одно тело, ритмично двигающееся под зажигательную латиноамериканскую мелодию.
Музыка резко обрывается, и в ночной тишине, нарушаемой лишь трещанием цикад, слышится наше двойное сбитое дыхание.