Двойной запрет для миллиардера
Шрифт:
А я не рада. Вот вообще не рада. Да чтоб ты скис, Еврипид!
И как я теперь возьму презервативы?
Хочется топнуть ногой и возмутиться, но я лишь вздыхаю, наблюдая за деятельным Еврипидом.
— Это тебе для кафе столько надо, да, Каро? — у парня рот не закрывается. — Я вот тоже думаю кофейню открыть. У меня получится, Каро, как думаешь?
— Конечно получится, Еврипид. Конечно, у тебя все получится, — киваю обреченно, глядя как он ловко раскладывает по пакетам мои покупки.
Бывший одноклассник помогает загрузить пакеты в багажник и всячески зазывает на кофе. Но я решительно отказываюсь, благодарю за помощь и направляюсь в аптеку. Может, мне хоть здесь повезет?
Три раза «ха».
В аптеке обнаруживаю очередь. И хоть она небольшая, хочется завыть от отчаяния. Потому что здесь нет ни одного незнакомого лица. Понимаете?
Ни единого!
— Здравствуй, Каро! — чуть ли не хором говорит очередь. Окидываю всех потухшим взглядом и отвечаю обреченно:
— Калимэра…
Можно сразу уходить, потому что покупать презервативы на глазах у этой компании то же самое, что отправить родителям наше с Марком обнаженное селфи. Папа примчится быстрее, чем я доеду домой. А там Марка ничего не спасет, и даже никакой Менелай не понадобится,
Мой папа большой, как гора. И на вид очень мрачный. Ему стоит только посмотреть исподлобья, все вокруг прячут глаза и замолкают. Это мы с мамой знаем, что он добрый весельчак, а глядя на него в жизни так не скажешь. Ну и я кажется уже говорила, что мой папа за меня убьет.
Но не уходить же просто так, это вызовет еще большие подозрения. Прохожу внутрь и становлюсь в очередь. Может, когда все пройдут, у меня получится…
— Каро, детка, ты что, заболела? — высовывается из-за стеклянной перегородки аптекарь, и я узнаю дядю Никостратоса, папиного четвероюродного брата. Он смотрит с тревогой, и мне хочется плакать.
Почему тут все меня знают? Я их люблю, правда, но как бы так сделать, чтобы моя жизнь не была как на ладони?
— Каро, говори, скорее, — требует тетя Персефона, она вторая в очереди, — мы же переживаем!
— Ты такая бледная, деточка, — озабоченно вторит ей тетя Спиридула, — и глаза красные. С чего бы это?
Меня вразнобой засыпают вопросами, и я чувствую, что на грани. Внезапно распахивается дверь, и все замолкают, потому что в аптеку входит Андроник.
— Никостратос! У тебя презервативы есть? — спрашивает он раскатистым голосом, и очередь ахает.
— И не стыдно тебе! — выговаривает ему Иоаннис, муж Спиридулы. — Посовестился бы, черт старый.
— Здесь дети! — поддерживает его возмущенная супруга, но Андроник не обращает на них ни малейшего внимания.
— Калимэра, Каро, — невозмутимо здоровается он со мной. — Как собака? Как ее нога?
Вопрос застает врасплох, и я ошарашенно моргаю. А затем вспыхиваю до ушей, как спичка.
— Сспас-сибо, дядя Андроник, — выдавливаю пристыженно, — ему лучше.
— А ты дурак, Иоаннис, — поворачивается Андроник к супружеской паре, — и ты, Спиридула, туда же. Все вам непристойности на уме. Стыдно не знать, что презервативы в медицинском деле незаменимая вещь. Вот ты, Никостратос, знаешь, что ими можно кровь остановить, если как жгут использовать? Не знаешь! А еще аптекарь. А что его можно обрезать и надеть на повязку, чтобы не намокла и не загрязнилась, знаешь? Я уж молчу, что без них на рыбалку лучше не соваться. И поплавки из них лучше не придумаешь. Еще туда телефон можно положить, и он точно не намокнет…
— Все, Андроник, все, поняли мы, — недовольно перебивает его Персефона, — надоел уже. Задерживаешь только всех, — поворачивается к прилавку и говорит с доверительным видом: — Знаешь, Никостратос, дай-ка ты мне с десяток. Мой как раз на рыбалку собрался.
— Давай и мы возьмем, дорогая, — засуетился Иоаннис и зашептал на ухо жене, — видишь, какая штука в хозяйстве полезная оказывается.
— Вы там не жадничайте, нам оставьте, — кричит с конца очереди Андроник и подмигивает мне, отчего я в который раз за сегодня заливаюсь краской.
— Мне тоже надо, — отвожу глаза, подходя к прилавку, — с десяток… Для собаки…
И отворачиваюсь, чтобы не видеть как широко улыбается мне в спину дядя Андроник.
Их хватило на полтора дня.
— Марк, что же это? — растерянно заглядываю в пакет, в который дядя Никостратос упаковал мою покупку. — Как они так быстро закончились?
— Хочешь покажу? — мурлычет Громов, прижимаясь ко мне со спины. А мне не надо, уже все сама ощущаю.
— Я больше за ними не поеду, — решительно мотаю головой, — ладно тогда дядя Андроник выручил. Сомневаюсь, что еще так повезет.
— Выручил? — недоумевает Марк. — А у вас что, презервативы под подпись выдают? Или ты несовершеннолетняя? Ну ка давай сюда паспорт, быстро.
Он заметно напрягается, и я успокаивающе взмахиваю рукой.
— Я-то совершеннолетняя, но ты это пойди объясни нашим тетушкам в поселке. Они же меня с пеленок знают, и если засекут, вмиг по поселку разнесут, что дочка Ангелисов оптом презервативы скупает. Мы опомниться не успеем, как тут будет мой папа.
— И что же скажет папа? — Марк трется небритой щекой об мою шею, и я обмякаю в его руках.
Что он со мной делает? Пальцы ног непроизвольно поджимаются, воля размягчается как свежее сливочное масло для торта.
— Он тебя убьет, — жмурюсь от удовольствия, подставляя шею под щекочущую небритость.
— А разве он не мой фанат? — мужские руки заползают под футболку и нетерпеливо шарят по телу, находят застежку на бюстгалтере и расстегивают. — Это же его постер висит в твоей комнате, я правильно помню? Папа попросил, чтобы я повисел у тебя, потому что у них в спальне дизайнерский ремонт.