Двойные неприятности
Шрифт:
— Я больше не хочу обсуждать эту тему, — сказала Хоуп, покачав головой и чуть улыбнувшись.
Я едва услышал ее слова. Я ощущал тот самый подъем, который возникает у меня всегда, когда я оказываюсь на грани раскрытия дела. Я закурил и продолжил развивать свою мысль:
— И представь, когда Линдсей получил новый приказ в четверг, когда в городе появился Шелл Скотт, представь...
Она взяла сигарету, которую я курил, затянулась и бросила в свой стакан с виски. Не многим девушкам удавалось сделать подобное безнаказанно, но Хоуп взглянула на меня в упор; ее темные глаза задорно смеялись, горели и сводили меня с ума одновременно.
— Я пришла сюда, — сказала она, — потому что мне захотелось хотя бы на одну-единственную ночь оказаться подальше от всего — от этого ужаса и насилия и от Чарли, и мне пришлось... мне пришлось подцепить частного детектива. В следующий раз, возможно, я... мне следовало бы подцепить торговца. Я надену свой лучший костюм по его совету, а ты... ты... — Голос у нее дрогнул. Она отвернулась и бросилась к трюмо, схватила свои очки в синей оправе и нацепила их на нос. — Ты стоишь тут и несешь всякий вздор, а уже почти три часа, и если тебе чего-то хочется, Честер Драм, ты должен подойти и попросить, если, конечно, ты хочешь того, чего не видать никому другому, того, что принадлежит только тебе... Или я ухожу отсюда!
И Хоуп бросилась вон из спальни. Но не на улицу, а всего лишь в темную гостиную, и уселась там на диван.
Я видел в зеркале свое лицо с блуждавшей на нем глуповатой ухмылкой.
— Ну и лопух же я! — сказал я тихонько и поспешил отправиться в гостиную.
Я опустился рядом с Хоуп на диван. Она при этом немного отодвинулась. Потом снял ее очки в синей оправе, обхватил ее лицо ладонями и поцеловал ее в губы. Дальше все происходило само собой, потому что мы оба ждали этого момента с того самого дня, когда оказались вдвоем в ее квартире, но внезапное появление Чарли нарушило наш прекрасный тет-а-тет. Она была игрива, словно котенок, и разок оттолкнула меня, однако не слишком решительно.
— Ты меня еще ни о чем не попросил, — сказала она, а потом поспешно добавила: — Но полагаю, мужчины считают свой дом своей крепостью, и ты...
— Так кто же из нас несет вздор?
Я взял ее на руки и отнес в спальню, по пути локтем нажав на выключатель и потушив верхний свет. Остался только ночник, и я не стал его гасить.
Под ее темным облегающим жакетом оказалась бледно-голубая блузка, обтягивающая гордо торчащие груди. Она отделилась от тела с треском статического электричества. Кожа Хоуп, оттеняемая черным лифчиком, походила на слоновую кость. Я коснулся ее белой шеи и почувствовал бешено бьющийся пульс, потом Хоуп приникла ко мне, и уже ее сердце колотилось о мои ребра. Под темной юбкой у нее была нижняя юбка и черные кружевные панталончики, такие же прочные и надежные в данной ситуации, как паутина во время урагана.
— Женщина викторианской эпохи, — пробормотала Хоуп. — Одежда слой за слоем.
Но ее голос сделался прерывистым, и она умолкла, потому что вся ее «многослойная» одежда уже лежала на коврике, а потом она прижалась ко мне, я заключил ее упругое, нежное тело в объятия, и мы погрузились в волшебный мир блаженства.
Когда я проснулся, за окном едва занималась заря. Хоуп не было рядом. Потом я услышал шум воды в ванной. Довольно скоро он прекратился, и появилась обернутая банной простыней Хоуп.
— Ты уже проснулся? — спросила она.
— Нет. Вероятно, мне все еще снится сон.
— И о чем же он?
Это был легкий вопрос.
— О тебе.
Хоуп подошла к кровати. Ее тело источало тепло и свежесть.
Волосы блестели. Я ухватился за кончик простыни и потянул.
Она размоталась, и Хоуп упала на кровать рядом со мной. Ее кожа была розовой после душа, влажные волосы разметались по подушке.
— У меня такое ощущение, словно я знакома с тобой миллион лет, — сказала она. — И в то же время словно мы с тобой только что встретились. Я... мне это нравится.
Мне это тоже нравилось. Когда я побрился и принял душ, на улице было уже совсем светло.
А после того, как мы оделись, Хоуп стеснялась, как девственница во время первого свидания. Когда мы поели, я сказал непринужденно:
— Это было хорошо. Ты станешь кому-нибудь отличной женой.
Ее щеки зарделись, и она чуть заметно улыбнулась.
— Прости за навязчивость, но, если я правильно поняла, Честер Драм не собирается жениться?
— Я женился однажды. Ничего хорошего из этого не вышло.
Мы некоторое время молчали, потом я спросил:
— Почему Чарли уверен, что его собираются убрать?
Хоуп сразу стала серьезной.
— Я... О господи, Чет! Я провела целую ночь, не думая об этом кошмаре. За что и изъявляю вам, милостивый государь, признательность. — Она взяла из пачки сигарету. — Полагаю, по двум причинам, — медленно заговорила она. — Первая тебе уже известна. Если его вызовут на комиссию, он заявит, что Линдсей во Фронт-Ройале силой выколачивал из него признания в том, чего он не совершал. Поэтому, если всплывут факты, свидетельствующие о связях Линдсея с «Братством»...
— Возможно, Чарли уже получил повестку?
— Нет еще. Но сенатор Хартселл беседовал с нами. Думаю, сенатор слегка опасается, что Чарли откажется давать показания комиссии. А в этом случае он только причинит вред комиссии.
— Ты сказала, что причин две.
Хоуп встала и взволнованно пошла к окну. Стоя спиной ко мне, она сказала:
— Когда я пришла сюда, то еще не знала, стоит ли тебе рассказывать об этом. И я до сих пор пребываю в нерешительности. Дальнобойщикам нужен союз. Чарли вспоминает, как обстояли дела в тридцатые годы, до того как возникло «Братство».
— Но им нужен хороший профсоюз! Который защищал бы их интересы, Хоуп.
— Да, конечно, но я... ну да ладно. Будучи диспетчером таксопарка, Чарли приобрел друзей в полиции штата Вирджиния.
Ну, в ту ночь, когда Хэнка Кэмбриа забили насмерть в такси, там был обнаружен некий багаж.
— Я знаю. Копы конфисковали его вместе с такси. Там были бумаги отца Алексис Сэнд. А они подобны динамиту. Но, по крайней мере, они в целости и сохранности у полицейских.
— Вот к чему я и клоню. Теперь этот багаж у Чарли. Он получил его от своих друзей из полиции.