Двуликий Янус
Шрифт:
– Denken Sie nicht, dass wenn Sie die Schuld auf sich nehmen, Sie Ihre Freunde schlafen! (Не думай, что, взяв вину на себя, ты спасешь своих друзей!) – усмехнулся Линдерман и кинул через плечо переводчику: – Sag ihnen, wer auch immer mir den Jungen gibt, ich werde ihn gehen lassen!
– Господин Линдерман обещает пощадить того, кто скажет, где мальчишка.
Над площадкой воцарилась тишина, прерываемая лишь тихими всхлипываниями девушек.
– Schiessen! (Расстрелять!) – прервал тишину вожак и, развернувшись на каблуках на сто восемьдесят градусов, добавил: – Zirkus verbrannt! Zusammen mit dem unversch"amten Freak! (Цирк сжечь! Вместе с наглым уродцем!) – и быстро пошел прочь.
То, что происходило дальше, мне показалось страшным сном. Волшебников увели куда-то за шатер цирка, и оттуда послышалась стрельба и громкие крики. Я почувствовал, как Оскар вздрогнул и отпустил меня.
– Малыш, послушай меня! Ты не высовывайся, пока все не утихнет! Обещай мне! Я тебя найду, обязательно! А сейчас мне нужно отыскать ваших друзей. Ты, главное, сиди тут, как мышка!
Он вышел из кустов и быстрым шагом двинулся в сторону небольшой дыры в заборе. Я с ужасом смотрел на горящий, как факел, шатер. Огонь качался над ним, будто удивительный диковинный цветок, и его яркие красные лепестки рвались в небо, словно желая превратиться в птиц и улететь.
Кругом слышались крики и лай зверей. По площади бегали обезумевшие от страха лошади. Изредка весь этот шум прерывался взрывом или автоматной очередью.
Меня словно сковал паралич. Я не мог ни дышать, ни шевелиться. И тут мимо меня провели Януша. Три громадных зверя конвоировали моего прекрасного бога с бессильно опущенными вниз огромными белыми крыльями. Вдруг он поднял голову и, бросив взгляд на мои кусты, улыбнулся.
Мое сердце так больно ударилось у меня в груди, что я упал на колени. Мой бог почувствовал меня в этих кустах и… попрощался со мной. «Ну уж нет! – мелькнуло у меня в голове. – Ты столько времени заботился обо мне. Теперь настала моя очередь спасти тебя!»
Я тихой тенью выскочил из кустов и ползком направился вдоль забора за Янушем и его конвоирами.
Звери завели его в наш вагончик и, закрыв тугой засов на двери, подперли ее бревном.
– Verbrenn es! (Поджигай!) – крикнул кому-то один из зверей и махнул рукой.
Я еле успел отпрянуть от стены одного из вагончиков. Пламя выросло передо мной, как чудовище из-под земли. Его жадные красные руки стали хватать все вокруг: деревянные стены фургонов, сухие ветки кустарников и жухлую траву. Чудовище недовольно гудело, но я его не боялся. Страх ушел, и я кинулся в сторону нашего жилища.
Оглядевшись, я увидел, что зверей вокруг нет. Все они были заняты поимкой лошадей, которые носились по всему двору, и разграблением циркового реквизита. Мне это было только на руку. Я подбежал к небольшому окошку, находящемуся с боковой стороны вагона, и крикнул в него, пытаясь перекричать шум огня.
– Януш! Януш! Я спасу тебя! Ты только держись!
В треснувшем от жара окне мелькнула светлая головка моего бога, и изнутри вагона раздался громкий шепот.
– Анхель! Беги! Пожалуйста! Я обещал, что с тобой все будет хорошо! Пожалуйста! Беги!
Но я не стал его слушать. Я кинулся к вагончику и с яростью набросился на дымящееся бревно у двери. Оно оказалось неподъемным. Как я ни старался отодвинуть его, оно лишь царапало мне руки и пыхало едким дымом мне в нос.
– Ну-ка… – услышал я голос за своей спиной. Это был Шафир. Я не видел его в толпе волшебников и почему-то решил, что он просто сбежал. – Это моя работа, малыш! – блеснул он своей белозубой улыбкой. – Я ведь повелитель огня. Не забыл? – он весело подмигнул мне и, откинув бревно от двери, начал отодвигать накалившийся от огня засов. Я видел, как от горячего железа на руках волшебника вздуваются пузыри, но Шафир продолжал бороться с упрямой задвижкой.
Наконец засов сдался, и повелитель огня, распахнув дверь, бросился в дымящуюся черноту вагона. За ним кинулись яркие всполохи огня.
Я затаил дыхание… Через несколько секунд в ярких языках пламени показался Шафир. Его рубашка была прожжена, на щеке красовался алый след огня, а на его руках, свернувшись маленьким клубочком, лежал мой бог.
<