Двуликий Янус
Шрифт:
– Господин солдат, не могли бы вы дать кусок хлеба мальчику? – на чистом немецком спросил Януш у зверя.
– Он еврей! – громко гавкнул зверь.
– Ты не прав, Густав! – ответил своему товарищу полузверь. – Он еврей, но он ребенок. Дай ему хлеба!
Я не понимал, о чем идет речь. Да и в принципе, я даже не слушал их. Все мое внимание было приковано к пустеющей банке с тушеным мясом.
Полузверь с раздражением посмотрел на своего товарища, который, доев мясо, выбросил банку за борт машины и убрал недоеденный кусок хлеба обратно в мешок. Он покачал головой и неожиданно протянул мне банку и горбушку хлеба.
Мяса там уже не было. На самом дне осталось немного застывшего бульона, а по стенкам был размазан белый жир. Я был настолько голоден, что накинулся на этот жир в банке, макая в него хлеб.
Я съел почти весь хлеб и очистил края банки от жира, когда услышал рядом с собой тихий вой. Это урчал желудок Януша. Мне стало стыдно за себя и за свою жадность. К тому же голода я почти уже не ощущал, а вот про Януша забыл. Я вытер испачканный рот рукавом и протянул банку с остатками бульона и кусочек хлеба ему.
========== Глава 40 ==========
Так мы ехали почти трое суток. Изредка грузовик останавливался, и нас выводили на дорогу, тянущуюся между пролесков, чтобы мы могли справить нужду. Солдаты не обращали на нас никакого внимания, когда мы с Янушем отходили к ближайшим кустам. В такие минуты мне хотелось схватить Януша за руку и бежать в лес, подальше от зверей. Януш ловил мой взгляд и слегка качал головой. Он понимал, что, ослабевшие от голода, мы не сможем убежать далеко. Я это тоже знал, поэтому, оправившись, мы снова возвращались к грузовику и ехали дальше.
После третьей ночи, проведенной в кузове, мы въехали в город. Я смотрел на высокие здания, окружающие каменную мостовую, любовался высокими соборами с длинными острыми шпилями. Город был старым и мудрым. Он не пугал меня своим величием. Меня больше пугали стаи зверей, шагавшие по древним камням мостовой, словно хозяева.
– Вылезайте! – крикнул нам полузверь, открывая задвижки на кузове.
Оказалось, что нас привезли на вокзал. Огромная площадь была заполнена народом. Среди серой массы, движущейся в сторону перрона, сновали звери и, выкрывая что-то на своем языке, толкали особо нерасторопных людей в спины прикладами автоматов. Я видел, как эта серая масса вливалась в вагоны поездов и за ней закрывались тяжелые засовы дверей.
Наши конвоиры подошли к какому-то зверю, который, видимо, был тут главным, и подали ему бумаги. Тот бросил на нас беглый взгляд, нахмурился и мотнул головой в сторону поезда.
– Держи меня за руку очень крепко, – шепнул мне Януш, и я вцепился в его руку, как в спасательный круг.
Мы влились в толпу незнакомых людей, подталкиваемые сзади зверями. Мне было страшно. От людей вокруг исходил затхлый запах страха. Они шли вперед, как стадо овец. Молча. Опустив вниз головы.
– Есть кто из Явожно? – вдруг выкрикнул кто-то из толпы.
– Есть! – ответили ему с другой стороны толпы.
– Роза… Роза Штольц! – позвал кого-то человек, шедший рядом с нами.
– Захара Бергер! – крикнули справа.
– Есть кто из Плоцка? – закричал я.
– Есть! Ты кто? – ответил мне голос справа.
– Я Анхель, сын Иосифа и Анны Либшиц! – закричал я, пытаясь протиснуться к собеседнику. – Вы не видели мою маму?
– Нет! – коротко ответил голос и замолчал.
– Она очень красивая и добрая! Вы должны были ее видеть! – кричал я, но мне больше никто не ответил.
– Тише, Анхель! Ты можешь разозлить зверей! – дернул меня за руку Януш.
– Он из моего города! Он может знать, где моя мама, – пытался я прорваться через толпу в сторону земляка, но Януш крепко держал меня за руку.
– Соломон Монг!
<