Двуявь
Шрифт:
– Ой, страсти какие! Ладно уж, тренируйся, ты мне ещё живой пригодишься.
– Зато завтра - другое дело. Ангажирую вас, сударыня, по полной программе.
– Боюсь даже уточнять...
Две пары он отсидел, будто на иголках. Лекторы что-то монотонно бубнили, выводили на экран иллюстрации, но Юра не запомнил ни единого слова, ни единой картинки. То думал о Тоне, то снова препарировал в памяти рассветный кошмар; прикидывал, как лучше построить разговор с Фархутдиновым. Взяв цифровое перо, рассеянно рисовал в планшете окружности
Дождавшись наконец большой перемены, вышел во двор. Воровато огляделся, опасаясь столкнуться с Тоней, и зашагал в сторону вокзала.
На вахте в здании комитета сидел дедок в цивильном костюме, но с таким взглядом, что перед ним хотелось вытянуться во фрунт, щёлкнуть каблуками и гаркнуть что-нибудь верноподданническое. Юра, сдержавшись, вежливо поздоровался, доложил о цели прибытия и поднёс браслет к сканеру. Дедок с полминуты сличал физиономию посетителя с фотографией на экране - что-то из них ему, похоже, не нравилось.
– Пропуск до семнадцати ноль-ноль. Второй этаж. Проходите.
Очень захотелось спросить, что будет, если он до семнадцати не уложится. В здании завоет сирена, и группа захвата, высадив дверь, положит первокурсника мордой в пол? Но он лишь сказал вахтеру спасибо и пошёл к лестнице.
Кабинет, где обитал Фархутдинов, ему неожиданно приглянулся - широкие отмытые окна с пластиковыми рамами, стол с клавиатурой и монитором, большой настенный экран и даже ковролин на полу. Удобные кресла для посетителей. Нет, Юра, конечно, не ожидал увидеть мрачный застенок с пятнами крови на бетонной стене, но всё же настраивался на что-то затхло-официозное, а тут - уютный минимализм, как в каком-нибудь рекламном буклете.
На двери, кстати, нет ни фамилии, ни должности - только номер.
– Садитесь, Юрий. На улице, я вижу, опять теплынь? Надеюсь, ещё недельку продержится. Лимонаду хотите? Вкусный, из холодильника.
Напиток приятно щипал язык. Чекист, налив и себе, приступил к делу:
– Вчера вы признались по телефону, что с вами случилось нечто, о чём 'в двух словах не расскажешь'. К счастью, теперь у нас достаточно времени. Приступайте, прошу вас, изложите подробности.
– Хорошо. Но вы мне тоже обещали всё объяснить...
– Я помню свои обещания, товарищ Самохин. Всему свой черед. Итак?
– У меня на ладони позавчера появилась какая-то непонятная хрень... то есть, простите, метка. Она иногда болит, вроде как воспаляется...
– Позвольте взглянуть?
– Сейчас почти незаметно, - он показал ладонь.
– Только если специально присматриваться. Крест и круг, как на той скале. Я сразу не сказал, потому что... ну, не знаю даже, меня это с толку сбило...
– Вполне естественная реакция.
– Вы, по-моему, не особенно удивляетесь. Как будто заранее догадались. Так, погодите... Или не просто догадались, а сами мне эту штуку... блин...
Юра уставился
– В каком-то смысле вы правы. То есть, конечно, мы не выжигали клеймо у вас на руке. Но факт его появления подтверждает, что вы - именно тот, кто нам нужен. Вашу метку, как вы её называете, мы зафиксировали двое суток назад, когда вы пересекли один из контрольных контуров на вокзале. Поэтому и пригласили вас к ректору.
– Почему не сказали сразу?
– Юра чувствовал злость пополам с обидой.
– Зачем морочили голову?
– Голову никто не морочил. Всё сказанное мной в эти дни - чистейшая правда. Я лишь умолчал про метку - надеялся, что вы сами заговорите о ней. Ждал, пока вы созреете для откровенной беседы.
От ловкости, с которой комитетчик всё вывернул наизнанку, неискушённый в интригах первокурсник Самохин несколько растерялся. Открыл было рот, но не сумел придумать, как возразить без мата.
– Поймите, Юрий, - примирительно сказал Фархутдинов, - вопрос очень специфический. Надо, чтобы вы сами захотели помочь - искренне, сознательно, добровольно. Иначе ничего не получится.
– Добровольно? То есть, по этой логике, я могу просто встать и уйти? И вы не будете меня останавливать?
– Да, можете. Нет, не буду.
Обиженного студента так и подмывало исполнить свою угрозу и хлопнуть дверью, но он понимал - это не решение. Клеймо-то останется на руке, и галлюцинации, надо полагать, не исчезнут.
– А Тоня?
– спросил он.
– У неё, значит, тоже такая метка?
– Нет, ничего похожего.
– Зачем её тогда привлекли?
– Она может помочь по-своему, но сейчас нам важнее то, что происходит с вами.
– Это клеймо - кто его поставил, если не вы? И каким образом?
– Мы не знаем, как оно ставится и активируется. Поверьте, Юрий, наши спецы очень многое бы отдали, чтобы выяснить принцип действия. В этом смысле я тоже надеюсь на вашу помощь. Вы не могли бы припомнить точное время, когда появилась метка? И при каких обстоятельствах?
– Позавчера утром, в восьмом часу. Вышел на лоджию, и вдруг обожгло. В ушах - звон, в глазах потемнело. Посмотрел на ладонь, ну и...
– О чём вы думали в тот момент? Перед её появлением?
– Да ни о чём особенном. Просто видами любовался, настроение хорошее было. За пару минут до этого как раз челнок стартовал.
– Угу. Настроение, челнок... Что ж, логично...
– Простите, я опять не понял.
– Не обращайте внимания, это я размышляю вслух.
Комитетчик поднялся и распахнул окно. Юра мельком подумал, что не видел на фасаде решёток. Хозяева, похоже, не опасаются, что какой-нибудь фигурант, доведённый на допросе до ручки, сиганёт через подоконник. Из чего, очевидно, следует, что либо фигуранты, либо допросы нынче пошли не те. Впрочем, может, стекло бронированное, или работает хитрое защитное поле, изобретённое втихомолку...