Двуявь
Шрифт:
Горячий пирог под водку пошёл отлично - Марк жадно, торопливо жевал, чувствуя, как вместе с ощущением сытости возвращается способность соображать. Эпизоды из сна и яви, всплывая в памяти, уже не заслоняли друг друга, а постепенно выстраивались в единую и осмысленную картину.
Картина эта лишь подтверждала то, что для Марка и так было аксиомой, а вот мальчику Юре почему-то не приходило на ум. Или, может, он, Юра, просто боялся размышлять в этом направлении.
Да, всё не так уж сложно.
История незадачливого студента лишь повторяет похождения сыщика - но, само
Это становится особенно очевидным, если сравнить по пунктам.
Марк, получив от Риммы рисунок, видит изображение амулета - Юра находит свою наскальную роспись. Сыщик знакомится с глупенькой и страшненькой Элей - комсомолец получает свою красавицу-отличницу Тоню. За Марком присматривает стервозная заказчица-богатейка, за Юрой - мудрый всепонимающий комитетчик. 'Трейсер' на время 'отскока' прекращает всякую деятельность, выбывает из игры на три дня - студент на этот же срок застревает в марсианской пустыне. Марк сталкивается с немытыми каторжанами - Юру начинают преследовать загадочные 'химеры'. И так далее, вплоть до мелочей вроде фильма 'Гостья из будущего', о котором вспоминают и там, и там.
Да, хронологически есть небольшие сдвиги туда-сюда - некоторые события в сказке могут даже опережать происходящее наяву, но это неудивительно. Что мы, собственно, знаем о настоящей природе времени? Марк ведь сам убедился: бывает так, что здесь проходят всего секунды, а там - часы. Зацикливаться на этом нет смысла, только заболит голова.
Зато не мешает вспомнить ещё одно занятное обстоятельство, на которое мальчик, может, и обратил внимание, но особого значения не придал. Он учится на историческом факультете - точно так же, как когда-то и сыщик. С той разницей, что во сне к услугам студентов - футуристические приборы, летающие маршрутки и космические корабли для полного счастья.
Засыпая, Марк словно бы возвращается в юность - только не в настоящую, которая пришлась на визгливую перестройку, а в сказочно-фантастическую. И надо ли удивляться, что страна грёз наполнена оптимизмом, любовью и небывалыми приключениями, в ходе которых Землю требуется спасти от инопланетных происков? Нет, в самом деле, чем ещё в таких декорациях заниматься? Не зачёты же, блин, сдавать...
Мальчику Юре, к сожалению, невдомёк, что жизнь, к которой он так привык, просто не может существовать в реальности. Неужели он всерьёз полагает, что техническая новинка (пусть даже такая, как 'антиграв') способна поставить общество с ног на голову? Верит, что научный прорыв, совершенный в пятидесятых, не только победил гравитацию, но и продезинфицировал социум, не дав расцвести вонючей номенклатурной плесени?
Хотя какой с него, с Юры, спрос? Он - лишь беззаботная тень реального Марка, эскапистское альтер эго. Мальчик не знает, что было в реальном мире. Не видел, как плесень эта изъела всю страну сверху донизу, отравила необратимо; как она пряталась за газетными заголовками, призывавшими к трудовым рекордам и к борьбе с империализмом, а сама продолжала жрать.
Кончилось
Самое же мерзкое в том, что в реальности плесень пережила страну, которую уничтожила. Лишь перекрасилась, сменив кумачовый цвет на долларово-зелёный, и обогатилась новыми разновидностями.
Цвет изменился, а вонь осталась...
– Алё, комиссар Мегрэ!
– Римма помахала ладонью перед его лицом.
– Поел? Попил? Давай излагай, что придумал насчёт 'пустышек'.
– Насчёт 'пустышек'?
– Марк не сразу переключился.
– Ты спрашивал, нет ли их у нас дома. И сказал, что это может быть важно.
– А, ну да, сейчас попробую объяснить.
Он подобрал с тарелки последний кус пирога, влил в себя остатки спиртного и побарабанил пальцами по столу, прокручивая в голове аргументы. Гипотеза-то хорошая - вопрос в том, как проверить её на практике...
– Смотри, - сказал он, - начну чуть издалека. Все наши прибамбасы индивидуального действия требуют прямого контакта: 'жало' нужно воткнуть, 'переводнушку' - приложить к коже, 'змейку' - бросить в противника и так далее. С моими семенами - та же фигня. Из этого я делаю вывод, что и ваш амулет работает сходным образом. Грубо говоря, присасывается к хозяину, чтобы настроиться на него. Правильно ведь?
– В общих чертах, - подтвердила Римма.
– Но это - не какая-то великая тайна, догадаться несложно. К чему ты клонишь?
– Просто рассуждаю логически. Амулет, как ты однажды обмолвилась, чувствуют все члены семьи. Теперь представим, что кто-то его украл и перенастроил, перекодировал на себя. Какие у тебя будут ощущения?
– Это будет больно и неприятно. То же самое - если амулет уничтожат. Но в том-то и дело - ничего подобного не было! Амулет как будто угас! Понимаешь? Он, такое впечатление, превратился в обычную железяку, утратил индивидуальность и силу, обезличился...
Она замолчала, споткнувшись на полуслове. Сыщик, наблюдавший за ней, кивнул:
– Вижу, сообразила. Ты выбрала удачное слово. Он именно обезличился, потому что теперь привязан к безликому существу. К 'пустышке'.
– Так...
– протянула Римма.
– Ай да папаня, ай да куркуль... И я, блин, тот ещё гений... Сама не могла додуматься...
– Это, в общем-то, объяснимо. 'Пустышек' мы воспринимаем как скот, стараемся на них вообще не смотреть. Я сам только сегодня допёр.
– Что именно тебя подтолкнуло?
Он мог бы рассказать ей про сны, где безликие ведут себя иначе, чем в жизни, но только махнул рукой.
– Ладно, - сказала она, - давай подытожим. Значит, отец берёт каторжника и настраивает на него амулет. Врёт мне, что вещь украли. Спустя какое-то время Толик едет на Тепличную... Зачем, кстати?
– Рискну предположить, что за консультацией. Хотел, грубо говоря, уточнить, как правильно ухаживать за скотом, или что-то вроде того. Для нас это уже несущественно - главное, что про каторжника мы догадались. Дело идёт к развязке.