Дьяболик
Шрифт:
Вот и сегодня они сели у компьютерной консоли, надели свои гарнитуры и ушли в мир, видимый только им. Я прислушивалась, как Дония, запинаясь от смущения, пытается вести непринужденные светские беседы. Иногда она совершала какую-нибудь ошибку, и матриарх принималась шпынять дочь. В такие моменты мне требовалось все мое самообладание, чтобы не кинуться на нее и не сломать ей руку.
– Что я тебе говорила насчет запретных тем? – шипела женщина. – Даже не заикайся в разговоре с ней о туманности!
– Я просто спросила, так ли это красиво, как я слышала, – оправдывалась Дония.
– Мне безразлично, зачем ты это
Прошло несколько минут.
– Сидония, чего ты топчешься на отшибе? Тебя окружают сплошные ничтожества! Пробирайся вперед, пока никто не решил, что и ты из таких!
На какое-то мгновение и Дония, и ее мать напряглись. Я подобралась, глядя им в спины и гадая, кто же заставил их так сильно встревожиться. Ладонь матриарха сжала плечо дочери.
– А теперь поосторожнее с этой Пасус…
Пасус.
Прищурившись, я следила, как Дония нервничает, общаясь с Элантрой Пасус. О семье Пасусов мне уже было известно многое, поскольку в свое время я поставила себе задачу составить представление обо всех врагах семьи Эмпиреанов, а следовательно – врагах моей Сидонии. Год назад по веб-каналу сената передавали речь сенатора фон Пасуса, который взахлеб обличал отца Сидонии. Пасус и его сторонники были самыми ревностными гелиониками, и в Сенате у них имелось достаточное количество голосов, чтобы официально осудить фон Эмпиреана за «ересь». Репутации Эмпиреанов тогда был нанесен страшный удар, и матриарх до сих пор не простила за это мужа.
Я тоже злилась на сенатора, ведь его публичные выступления на запретные темы угрожали безопасности Сидонии. Он ставил под сомнение разумность запрета научного образования. У него были странные идеалы и доходящая до абсурда преданность идее учености, – одна из причин, по которой он собирал древние базы данных, содержащие научные знания. Те самые базы данных, которые мы с матриархом спешно прятали от инквизитора. Фон Эмпиреан полагал, что человечеству снова необходимо изучать науки, и он ни на миг не задумывался о том, как его поступки отразятся на семье.
Сенатор был безрассуден. И сейчас из-за его безрассудства Донии приходилось общаться с дочерью фон Пасуса так, словно их отцы не были врагами.
Разговаривали они, впрочем, недолго. Вскоре Дония извинилась и отошла.
Удивительно, но матриарх похлопала дочь по плечу и назвала умницей – редкая в ее устах похвала. Мне показалось, что прошла целая вечность, прежде чем Сидония устало стянула с головы гарнитуру. Под глазами у нее залегли темные круги.
– А теперь обсудим твое участие в форуме, – заявила матриарх, величественно поднимаясь на ноги. – Ты очень хорошо избегала неудобных тем, а твое взаимодействие было весьма осторожным, но скажи, где ты ошиблась?
– Уверена, вы сейчас мне это объясните, – вздохнула Дония.
– Твой голос звучал слишком смиренно, – рявкнула матриарх. – Самоуничижительно. Я даже несколько раз слышала, как ты заикалась. Сидония, ты – будущий сенатор и не можешь позволить себе роскоши быть слабой. Слабость есть признак неполноценности, а мы, Эмпиреаны, никогда не были
Дония вновь вздохнула. Всеми забытая, я наблюдала за матриархом из своего уголка. Иногда мне казалось, что я способна оценить мудрость матриарха куда лучше, нежели ее дочь. Действительно, с инстинктом выживания у Сидонии дело обстояло неважно. Впрочем, он ей никогда и не требовался: девочка выросла под стеклянным колпаком. Мысли о врагах, таящихся в темноте, никогда не посещали ее кудрявую головку.
Я была не такой, как она. Обо мне никто не заботился.
Пусть я готова была растерзать матриарха, переломать ей все кости, когда она награждала дочь шлепками и щипками, я ценила холодную, беспощадную мудрость ее предостережений. Я понимала – матриарх полагает, что, поступая жестко, даже жестоко с Сидонией, она действует в ее интересах. Своим нахальством и упрямством сенатор поставил семью под удар, и чутье матриарха безошибочно указывало ей на это. Она, похоже, единственная из всех Эмпиреанов осознавала опасность, которую мог повлечь за собой визит инквизитора.
Матриарх увела дочь из комнаты, чтобы разругать ее перед сенатором, надеясь, без сомнения, лишний раз показать тому, как дурно он ее воспитал, не обучив здравомыслию. Обычно я следовала за ними, но сегодня мне выпал редкий шанс.
Компьютерная консоль оставалась включена сканером, распознавшим радужку глаза Сидонии.
«Только взгляну», – сказала я себе, подходя ближе. Может быть, это была единственная возможность увидеть аватары «золотой молодежи»… Единственный шанс оценить опасность, которая угрожала Сидонии с этой стороны, и сравнить наблюдения с моими заочными суждениями. Разговаривать там я ни с кем не собиралась.
Надела гарнитуру. В тот же миг окружающая обстановка изменилась, и я потеряла ориентацию, очутившись в незнакомом месте. Аватар Донии одиноко стоял на одной из стеклянных платформ, парящих в открытом космосе.
Мой желудок непроизвольно ухнул куда-то вниз. Я с трудом сглотнула, стряхивая наваждение. Немного освоившись, я заметила другие аватары. Там находились изысканно одетые юные гранды и грандессы империи. Развлекались в пустоте, которая, будь это на самом деле, убила бы их в одно мгновенье. Искусственно яркий звездный свет озарял неестественную красоту компьютерных масок-аватаров, которые выбрали себе эти люди.
Не забывая, что на мне аватар Донии, я медленно двинулась вверх по хрустальной лестнице с платформы на платформу, направляясь туда, куда вел меня разум. Окружающие аватары, похоже, не замечали меня. И я не произносила ни слова, не желая привлекать к себе внимание. Раздалось нескольких удивленных восклицаний по случаю внезапного возвращения Сидонии, но, очевидно, никто ничего не просек. До меня доносились обрывки их фраз:
– …самый пьянящий интоксикант…
– …встроенные светильники должны быть расположены как можно изящнее, иначе ты рискуешь впасть в безвкусицу…