Дяденька, спаси нас!
Шрифт:
Но что это такое по сравнению с месяцами попыток, которые у неё были с мужем и прекратились совсем незадолго до того, как я представил ей факты измены? Ребёнок почти наверняка от козла-муженька. Я и одного-то ребёнка с трудом перевариваю – Зою эту; а тут ещё со вторым нянчиться изволь? Нет, это уже за гранью, перебор, ребят.
Ясно, что Кристинке я по душе, она ждёт от меня какого-то шага, и мне самому было жаль, что всё так закончилось; но – в некоторых вопросах я принципиален. Я размышлял над тем, как бы поделикатнее её отвадить и объяснить, что с этой минуты между нами возможен только возврат к отношениям «заказчик-исполнитель»;
Я позвонил Кристине; её номер был выключен. Обиделась… ушла. Ну ладно: баба с возу – кобыле легче.
Так я думал ровно пять минут.
А затем не смог задавить в себе глухое беспокойство; тягостное чувство одиночества – я привык, что дом встречал меня шумными восторгами и бурными объятиями Зои, кексиками и нежными взглядами Кристины, которые она, думая, что я не замечаю, исподволь бросала и всякий раз алела, как маков цвет, стоило только мне её взгляд перехватить…
Влюбилась ли в меня Кристина? Не то чтобы я не задавался этим вопросом; хотел бы задаться, но – настойчиво его от себя гнал. Нужна мне эта ответственность? Нет. Напротив, я всё время себя уговаривал: девчонка молодая, в личной жизни не то чтобы корифей; влюбчивая – иначе зачем с завидным постоянством выскакивать замуж и заделывать детей?.. Хочу я вписаться в этот её сценарий с замужествами, в череду её мужиков? Спасибо, но пусть все эти брачно-свадебные мероприятия как-нибудь без меня происходят. Как влюбилась – так и разлюбит, чай, не в первый раз. Потом ещё кого-нибудь себе найдёт.
Ладно; решил проявить выдержку. Пусть перебесится, а завтра созвонимся – поговорим.
И ведь как знал, что нефиг с клиентками мутить! Так нет – не удержался, чёрт меня дери.
Спал я плохо; с утра направился прямиком к Кристине в «Виллу Висенте». Опоздал; вахтёр на пропускном пункте любезно сообщил, что хозяйка двести двадцать третьей рано утром уехала на работу – «с дочкой». Опрометчиво! Дура ты, Кристина; неужели никакого чувства самосохранения? Или оно так притупилось, пока ты жила у меня и всё было тихо-спокойно?
Я злился на Кристину тем больше, что понимал: злиться-то надо на себя. Отреагируй я вечером не так по-скотски на её предположение о беременности – никуда бы она не свалила. И я бы сейчас не метался, как дурень, по городу, проклиная свою принципиальность: тоже мне, ночевал один, характер выдерживал! Что, если я упустил своих девчонок, и с ними могло что-то случиться?
Я сказал «своих»? Это я оговорился от нервов. Особенно меня заколотило, когда я добрался до кафе и там узнал у девиц, что она так и не появилась.
Твою-то мать! Лунёвой и её новому любовничку предъявить нам с парнями из бюро, как мы ни старались, было совершенно нечего, кроме факта измены; и тем не менее, я направился туда, куда было проще всего – к Жене, параллельно позвонив приятелю, который у меня оставался в отделении, где я раньше работал. Он сразу сказал, что так быстро заявление о пропаже человека никто не примет – Кристина могла поехать с дочкой куда угодно и не обязана отвечать на звонки; однако обещал выполнить мою просьбу – в очередной раз просмотреть движения средств по счётам её муженька: переводы, транзакции, кому перечислял? Мы регулярно следили за этим – безуспешно: Сергей Эрдман был чист.
Мне уже не до церемоний. Вламываясь к Лунёвой, сразу трясу её за плечи – и вдруг ловлю мелькнувшую мысль о том, что это ведь плечи моей бывшей жены, самого близкого
Кристина Эрдман в моих руках ощущалась не такой. А сразу как… как своя? Этого-то я, видно, и испугался. Уж слишком быстро меня затянуло. Никогда так не было. Думал – может, надо списывать на кризис среднего возраста; но – нет, сейчас именно то, что было с Кристиной, вспоминалось как самое настоящее.
И я уже недалёк был от того, чтобы насрать, чей ребёнок. Лишь бы нашлась, лишь бы была жива.
Почему ещё вчера это не было для меня так очевидно? Почему понадобился её уход и исчезновение? Я себе чуть руки до локтей не сгрыз с досады.
– Погоди, - лепечет Лунёва, которой я готов раскрыть все карты – что, возможно, совсем не в интересах дела, если я просто паникую и Кристина отыщется к вечеру, - я же тебе всё сказала про Эрдман! Откуда ты вообще её знаешь? Откуда тебе известно, что у меня роман с её мужем?
– Милочка, я как товарищ Сталин – знаю всё и про всех! – рычу я. – И расправляюсь с недругами так же быстро, как он. Поэтому живо говори: зачем наврала про то, что она тебе денег должна, зачем её искала, какие планы у тебя с её муженьком?
– Кристина обратилась в твоё бюро с заказом, - в ужасе шепчет, догадавшись, Евгения; я не понимаю, отчего она выглядит такой затравленной и запуганной. Да и вообще она, как и в нашу первую встречу, какая-то сама не своя, а будто на препаратах: квёлая, отрешённая. Я повторно встряхиваю бывшую:
– Скажешь по-хорошему, к чему эти выдумки, Лунёва? Зачем тебе понадобилась Эрдман – это Сергей её искал, это ведь он её заказал, да? Короче, так: я звоню своему бывшему шефу, и пусть сюда приезжает полиция.
– Умоляю, не надо полиции! – вскрикивает, как раненая. Я неумолимо продолжаю давить:
– Теперь это дело – их компетенция. Тебя посадят как соучастницу, и ты никогда не увидишь сына! Подумай: с кем он останется, с твоим бывшим, с этой тварью Джейкобом? До совершеннолетия будет встречаться с матерью в тюрьме – если разрешат, а не сочтут, что это губительно для психики несовершеннолетнего, и вообще не позволят вам видеться?
– Да я и так с ним не вижусь! – отчаянно вырывается у Евгении. – Знаешь, сколько я уже не видела Роберта? Две недели! Две! С тех пор, как отец его увёз на каникулы к себе!
– Что – бывший не отдаёт? Уроки-то в школах уж несколько дней как возобновились. Вот оголтелый папаша, - ухмыляюсь я.
– Нет! Не в нём дело! – внезапно рыдает Евгения, вырываясь из моей хватки. Видно, что нервы у неё сдают; она посеревшая, постаревшая и невозможно худая. – Джейкоб сказал, ему звонили похитители, у нас просят сто тысяч… всего сто тысяч, чтобы выкупить нашего мальчика, - а у меня и их нет! Пять дней назад его похитили, когда он гостил у отца, – ясно тебе, и если мы сообщим в полицию – его убьют, съешь это и подавись! А Сергей… он единственный в курсе, он пытается помочь, он обещал что-нибудь придумать, мы с ним уже больше трёх месяцев встречаемся, мы не виноваты, это как-то помимо нас произошло! Мы этого не планировали! Это ведь только у тебя так не бывает, Ермишин, – где тебе представить такое; ты один никогда не умел влюбляться, не был способен никем по-настоящему увлечься! И гореть ты умеешь – только своей работой, поэтому я тебе и изменила, понятно!