Дядя Динамит
Шрифт:
Элзи заверила, что рада служить. Мартышка пожал ей руку.
— Спасли и спасли, я б совсем пропал, — пояснил он, и как-то вышло, что после этого оставалось по-братски ее поцеловать. Так он и сделал, а Билл Окшот, огибая угол (он много гулял, чтобы заглушить душевные муки), видел все, с начала до конца.
Мартышка впорхнул в машину. Билл глядел на него.
— Это не мистер Твистлтон? — проверил он у Элзи, хотя люди этого типа меняются мало.
— Он самый, — отвечала она, не ведая о буре в его душе, ибо в Ботглтон-Ист все
— Когда?
— Насчет птиц. Они их стреляют из рогатки, а из трубки — родственников.
Но Билл не слышал ее. Он думал о Мартышке. Вот кому, думал он, вручила свою судьбу Гермиона! Распутнику, Дон Жуану, который начал свои бесчинства в танцклассе, а теперь целует горничных. Как прав был Икенхем с этим леопардом! Но тот не может, а этот не хочет избавиться от пятен.
— Куда он поехал? — спросил Билл.
— В Лондон.
— Да он только приехал!
— Ага.
— И уехал?
— Ага.
— А зачем?
Элзи была хорошим, осторожным сообщником.
— Не знаю. Взял и поехал.
Билл глубоко вздохнул, думая о том, что приятель его лишился последнего разума. Раскуривая трубку, он страдал. Здоровый распутник — это плохо, сумасшедший — еще хуже.
Глава 4
Ровно без четверти восемь, искупавшись и переодевшись в клубе, лорд Икенхем прибыл в Челси, на Бадж-стрит, чтобы повести в ресторан Салли Пейнтер.
Улица эта, в самом центре артистического квартала, темна, грязна и неприятна. Обитатели ее много читают и часто едят фрукты, ибо у тротуаров трепещут газеты, а в канавах лежат шкурки от бананов, сердцевинки от яблок, косточки от слив и хвостики от ягод. Кошки здесь — жилистые, могучие, и вид у них такой, словно они только что видели, а то и совершили убийство в самом жутком стиле.
Естественно, элегантный граф оживил неприютность этих мест, внеся самый дух фешенебельных бегов, когда разыгрывается кубок. Вскоре он получил подкрепление — из-за угла вынырнула девушка в бежевом, тоже напомнившая о бегах. Даже споря о том, какого оттенка похожий на него кролик, Мартышка не стал бы отрицать, что Салли Пейнтер прелестна, — не только хороша, но так изящна, что и этого бы хватило.
Лорду Икенхему она напомнила легкую душу лета. Увидев, как она остановилась, чтобы погладить кошку, а кошка тут же стала возвышенней и добрее, граф совсем растрогался.
Тем временем Салли, словно Коломбина, бросилась в его объятия.
— Я вас не задержала, дядя Фред? — спросила она. — Пришлось повидаться с одним человеком, насчет бюста. Вы давно ждете?
— Нет, что ты! — отвечал граф, думая о том, что все только и занимаются бюстами.
Салли взяла его под руку и сказала:
— Как я рада вас видеть!
— Да, — согласился он, — видеть меня приятно.
— Спасибо, что пришли. Улизнули, а?
— Странные глаголы ты выбираешь.
— Разве тетя Джейн не говорила, что снимет с вас скальп?
— Припоминаю какую-то шутку, в игривом стиле. Зачем ей нужно, чтоб я уподобился овощу? Однако сейчас твоя названая тетя — на пути в Вест-Индию. Прекрасный случай расширить горизонты. И для нее, и для меня.
— Ах, дядя Фред!
— Что ж, ловим такси. А вот и оно! — заметил граф, когда они свернули за угол. — К «Баррибо», пожалуйста, — сказал он шоферу, и Салли закрыла глаза от счастья. При ее обедах чарует самое имя лучшего ресторана.
— Мы же не одеты! — заметила она, однако.
— Пойдем в гриль. Веч. кост. не обязат.
— А я прилично выгляжу?
— Еще бы! Елена после косметички.
Салли совсем расслабилась.
— Мы, графы, метим высоко, — заверил ее лорд Икенхем. — Самое лучшее — вот наш девиз.
— Хорошо быть графом?
— Нет слов. Иногда проснешься — и ахнешь: как только живут все прочие!
— Но вы знаете, что граф — паразит? Анахронизм, нарост на теле государства. Это Отис сказал. Он теперь вроде коммуниста.
— Вот как? Что ж, передай ему, я себя вешать не дам. Не любит графов?
— Недолюбливает. Говорит, они сосут кровь.
— Какой идиот, однако! А кровь сосем, ничего не попишешь. Для румянца. Правда, я взял свой титул горбом. Люди видят хлыща в короне, с пятью именами; а начинал я снизу. Много лет я был младшим сыном, вот как!
— Что ж вы раньше не сказали?
— Не смел. Подумай сама, в книге пэров есть — но мелким шрифтом!
— Я сейчас заплачу.
— Ничего не могу поделать. Ты знаешь, как живут младшие сыновья? Хуже собак. Они садятся за стол после вице-канцлера Ланкастерского палатината.
—Дядя, миленький, все позади!
— Одно утешение: могут присутствовать в палате лордов, когда идут дебаты. А я и того не мог — клеймил коров в Аризоне.
— Я не знала, что вы клеймили коров.
— Сотнями. У меня был прекрасный удар — точно, метко, как мул копытом. Кроме того, я торговал газированной водой, служил в газете, где и познакомился с твоим папой, хотел обосноваться в Калифорнии. Но был ли я счастлив? Нет. Глубину души, словно кислота, разъедала мысль о том, что я ниже этого вице-канцлера. В конце концов, упорным трудом я добился нынешней славы. Хотел бы я видеть, как вице-канцлер Ланкастерского палатината полезет впереди меня!
— Прямо Горацио Олджер …
— Да, очень похоже. Но я тебя утомил. Мы, графы, любим вспоминать годы лишений. Расскажи-ка о себе.
— Ну, за стол я все еще сажусь после издательниц модного журнала, а так
— ничего.
— Работа есть?
— Бывает.
Машина подкатила к отелю «Баррибо», и они вошли в ресторан. Когда они сели за столик, Салли вздохнула.
— Какая красота! — сказала она.
— Хочешь есть?
— Я всегда хочу.
Лорд Икенхем тревожно посмотрел на нее.