Дягимай
Шрифт:
— Как не одинаково, товарисц председатель сельсовета? — подскочил Пирсдягис. — Ведь я в одном отряде с героем… Думаесь, он воевал, а я, натянув на голову одеяло, сладко посапывал?
— Да уж не посапывали, товарищ Пирштдягис, не посапывали. Но у вас никакого удостоверения, так сказать, за душой. Не хватает доказательств, дядя. И вообще…
— Каких доказательств? — взвыл Пирсдягис. — Орденов, медалей? А знаесь, как тогда порой говаривали: Ване за атаку — по колпаку, — перешел он на русский, — Марусе за езду — красную звезду… Вот так!
— Похабничаете, дядя, — рассердился Бутгинас. — Может, кто и получал по колпаку, как вы тут изволили выразиться, но бывало и иначе. Скажем, один на часах стоит, головой своей рискует, а другой в это же время окорок с чужого чердака тащит, людей обижает.
— Окорок? Так ты так, Бутгинас, обо мне?
— Что же, если попал в точку, примите и на свой счет.
— О такой цепухе вспомнил, а сколько мы этой контры улозили, тебе наплевать, — понизил голос Пирсдягис.
— Немногое сохранилось в памяти от тех времен — я тогда совсем маленьким был, — но люди помнят, не забывают. Кое-кто и сейчас еще о народном защитнике Пирштдягисе поговаривает, и не с самой лучшей стороны.
— И о Згутасе-Зентулисе поговаривают. Тозе не святой был. Но кто поговаривает? Кулаки, царство им небесное. Или их дети. Вот так. А если медалей и орденов не имею, то не подделывать зе мне их? Не оценили, стало быть. Справедливость мимо меня проела, как молоцная корова мимо окон, за хвост не поймаесь.
— Не поймаешь, дядя Пирштдягис. Это так. И пытаться нечего.
— Ага. Стало быть, надо елозить голову, как Згутас-Зентулис, тогда тебя вознесут, — скукожился Пирсдягис. — А я-то думал — ты целовек, товарисц председатель сельсовета…
— Есть установленный порядок, — твердо ответил Ляонас Бутгинас, властно усаживаясь за письменный стол, чистый, как надраенный перед праздником двор, ибо все бумаги председатель держал в ящиках, куда, отправляясь домой, прятал даже чернильницу с ручками.
Пирсдягис вздохнул, ругнул людей, которые, по его выражению, если б могли, без соли сожрали бы друг друга, хотел было откланяться, но передумал и брякнулся на стул напротив председательского места. Может быть, он и не брякнулся, если бы Ляонас Бутгинас не подал знака — погоди. Ляонас уже сам, видно, пожалел об этом, сидел растерянный, гладя своей медвежьей лапой стол, а перед глазами мелькали лица Руты и Стропуса.
— Такие-то дела, дядя Пирштдягис, — наконец промолвил Ляонас, чувствуя, как багровеют уши.
— Такие-то такие, товарисц председатель сельсовета. Мог бы и помоць хоросему человеку, — ответил Пирсдягис, и в его взгляде вспыхнула надежда.
Бутгинас нетерпеливо махнул рукой.
— Да я не о том… Просто хотелось поговорить. Может, у вас есть какие-нибудь замечания по поводу работы сельсовета.
— Какие там замечания? Уз слиском принципиальными заделались. За своими бумагами целовека не видите. Вот так.
— Разве при прежнем председателе было лучше? — продолжал хитрить Бутгинас, ругая себя, но желание узнать хоть крупицу правды было сильнее его. — Если бы сельсовет сбился с правильного курса, Стропус ударил бы во все колокола. Ведь с того дня, как возглавил колхоз, он стеной стоит за закон и порядок.
— Стропус? — Пирсдягис сплюнул сквозь зубы на пол. — Знаю я его закон. Я тогда молоко с фермы возил. Обозвал вором из-за нескольких литров и высвырнул из колхоза, как таракана из миски. Хоть бери и помирай от стыда. Вот так.
— Кого вышвырнул, а кого на вершины вознес…
— И такое было, товарисц председатель сельсовета, было, кто об этом не знает…
— Значит, и здесь несправедливость?
— Разве я сказал — несправедливость?
— Но болтали всякое… — глухо произнес Бутгинас, до шепота понизив голос.
— Не понимаю, о цем это вы, товарисц председатель, — Пирсдягис ощетинился, как еж, которого огрели палкой. — Болтают всегда и везде. Зенсцины такие твари, сто зить не могут, если языком не цесут. Есть такой анекдот…
— Ты свой анекдот попридержи для других. Лучше ступай домой, дядя. Ловчить я и сам умею.
Пирсдягис, еще раз оплакав уплывшую персональную пенсию, отправился домой, а Ляонас Бутгинас заперся изнутри, чтобы посторонние не мешали, и принялся приводить в порядок дела. Однако работа продвигалась медленно. В голову то и дело лезли неприятные мысли, потому что после разговора с Пирсдягисом подозрения Ляонаса еще больше усилились. Правда, старик ничего такого не сказал, но порой многозначительное молчание красноречивее слов.
IX
На повестке дня правления два вопроса: итоги весеннего сева и ход подготовки к сенокосу, а также строительство свиноводческого комплекса.
По первому вопросу выступил главный агроном колхоза Тадас Григас. Полевые работы идут по намеченному графику. Никаких организационных неполадок и осложнений нет. Если погода не подведет, скоро отпразднуем завершение сева.
Руководители подотделов пропускают мимо ушей критику — они к ней привыкли.
Председатель колхоза доволен — глаза выдают, — на лице выражение напряженного раздумья. Так уж он устроен, Андрюс Стропус: если когда-нибудь и прыгает от радости, так только наедине с собой, за закрытыми дверями.
Второй вопрос взбаламутил все правление. Навострили уши даже те, кто сидел и зевал.
Тадас Григас. Мое мнение: прежде всего надо закончить комплекс для крупного рогатого скота, а только потом браться за свиноводческий.
Бутгинас. Так, так. Но мы уже почти полмиллиона всадили.
Стропус. Оправдают себя эти полмиллиона, не бойся. С каждым годом в колхозе все меньше людей. Надо переходить на полную механизацию. Давайте научимся смотреть вперед, товарищи.