Дягимай
Шрифт:
Рута. Чего тут артачиться? Вы только поскорее сдайте нам, дояркам, этот комплекс для крупного рогатого…
Стропус. Сдадим, Бутгинене, не волнуйся, строители постараются в срок, как и обещали. Так как, товарищи, какое примем решение? Облегчим жизнь свинаркам или…
Юодвалькис. Ну, ежели так, то, может, твой комплекс и вправду стоящая штука…
Дрема. Конечно, стоящая! Людей-то с каждым годом меньше, а тут автоматика…
Гоштаутас. М-да-а…
Бутгинас. А я бы посоветовал…
Стропус. Слышали мы твои советы, Ляонас. Будем иметь их в виду, но сделаем так, как того требуют интересы колхоза. Верно, товарищи? Ведь за результаты ответ держать нам, а не председателю сельсовета.
Юодвалькис. Какой уж там ответ… В тюрьму небось не посадят? Смешно…
Стропус. А ты не смейся. Моральная ответственность страшнее любой тюрьмы.
Бутгинас. Ты в этом уверен?
Стропус. Не язви.
Рута. Знай свое место, Ляонас.
Бутгинас. Моральная ответственность, тюрьма… Я нисколько не сомневаюсь, Стропус, что, если бы тебе позволили выбрать одно из двух, ты бы схватился за первое, а потом спокойно спал в обнимку со своей совестью.
Рута. Ляонас!
Бутгинас. И ты тоже, Рута. Оба храпели бы, аж окна дрожали бы.
Рута. Да помолчи ты, мудрец! А то не посмотрю, что здесь заседание, и как смажу…
Дрема. Вот это баба!
Рута. Ну чего ты фордыбачишь, чего? Председатель сельсовета, видишь ли! Кому председатель, а мне — муж, так что большего начальника, чем я…
Бутгинас. Рута!
Рута. Что Рута?! Еще такого не было, чтобы меня уму-разуму учили…
Стропус. Попрошу, товарищи, без семейных сцен!
Гоштаутас. Да, вернемся к делу.
Рута. Я поддерживаю мнение товарища Стропуса насчет свиноводческого комплекса. Дом культуры не к спеху, товарищ Бутгинас. Пусть автоматика помогает свинаркам так же, как и нам, дояркам.
Стропус. Трогательная солидарность, товарищ Бутгинене. Благодарю. Кто еще за прогрессивное хозяйствование?
Гоштаутас. Я присоединяюсь к большинству.
Стропус. Что же, я поддерживаю такую позицию. Партсекретарь должен идти в ногу с массами. Итак, ставлю, товарищи, на голосование. Кто за незамедлительное строительство свиноводческого комплекса? Григас, Юодвалькис, что-то я ваших рук вроде бы и не вижу — выше, товарищи, поднимайте, выше. Вот, теперь ясно. Все за модернизацию, за прогресс, за благосостояние трудящихся. Спасибо, друзья. Как ни крути, а единство — великое дело.
Бутгинас. Ура!
Заседание кончено. Рута первая выскальзывает за дверь. Гоштаутас кричит, чтобы осталась, — у него, мол, для нее важное общественное поручение, — но она даже не оборачивается.
Ляонас Бутгинас идет за ней следом. Господи, какой конфуз: сцепились в присутствии чужих людей, можно подумать, что и дома только и делают, что дерутся. Сам виноват — нечего было ее задевать. Не накричала бы на него, как на мальчишку, он бы так не взбеленился!
— Погоди! — вполголоса просит Бутгинас жену, но та чешет через двор колхозного правления. — Вместе пойдем К чему людей смешить?
Рута строптиво машет руками, выпячивая высокую грудь, молчит.
— Рута! — повышает голос Бутгинас, сворачивая за ней на асфальт. — Зачем этот цирк? Ну, право же! Вся контора на нас глаза пялит.
Но Рута только вскидывает голову, чаще перебирает ногами.
«Барыня нашлась, — снова кипятится Бутгинас. — Привыкла, чтобы за ней бегали, хвостом, как собачки, виляли… Ладно — беги, беги. Дуйся сколько душе угодно, а я полегоньку-потихоньку сам дотопаю… Дотопаю, соберу детей, и грянем! На скрипках и аккордеоне в сопровождении барабана, и начхать мне на твой контрабас! Да, да, госпожа задавака, обойдемся и без тебя».
Но странное дело: как только Ляонас Бутгинас, мурлыкавший для успокоения нервов популярную песенку из репертуара своего квинтета, стал отставать, шаги Руты тоже сделались короче, она то и дело оглядывалась назад. А когда дошла до мостка, остановилась, схватилась одной рукой за поручень, а другой принялась что-то из туфельки вытряхивать.
— Что случилось? — спросил Бутгинас.
— Ногу сломала. Подойди поближе.
— Ногу? Что ты тут выдумываешь?
— Выдумываю, видите ли? Другой мужчина бросился бы на помощь, а он — выдумываешь! Еще ближе!
— Да я же рядом. Где она, эта твоя нога?
Бутгинас нагибается, может, в самом деле беда? Рута неожиданно выпрямляется, словно пружина, и отвешивает своему спутнику жизни две затрещины — одну по левому уху, другую по правому. Да так звонко, что у него аж в глазах зарябило.
— Вот тебе! В другой раз умнее будешь.
Ляонас Бутгинас озирается, закрывая ладонями багровые уши. Слава богу, кажется, никто не видел…
— За что? Вот я тебя сейчас как схвачу, как швырну в речку…
— Ты?! Меня?! — Рута ошарашена: чтобы он так взъярился! — Что с тобой? Скажи. Четвертый день подряд как очумелый ходишь?
Ляонас Бутгинас то бледнеет, то краснеет от волнения: сейчас самое время все выложить ей, сказать, какая она лицемерка, его любезная женушка. Но в глазах Руты такая ярость, что у него язык не поворачивается. «Да, тогда она не была откровенной со мной… Может, и сейчас обманывает, но виноватым все равно буду я…»
— Уж слишком ты после своего геройства задаваться стала, — говорит он, отгоняя от себя более опасные мысли.