Дьявол начинает и...
Шрифт:
– Болоте, - подсказал парень, глядя на глаза собеседницы и мечтая... Впрочем, нет, не мечтая, жалея. Жалея о тех временах, когда любая рыжая девушка считалась ведьмой, жалея, что сам родился не тогда - двадцать лет назад - когда епископом был настоящий Светоч, а не мягкотелый, дряхлый старикашка, что сейчас занимал его место. Так и эта Карен. Родись она двадцать лет назад, не нужно было бы выслушивать всю ее глупость, нелепые обвинения...
– В грехе!
– отрезала девушка.
– Ты ведь только стал жрецом, твои руки чисты. Но вот остальные, - она покачала головой.
– Они убийцы! Мне говорила об
– ее голос дрогнул.
– Мама. Она тогда последний раз домой приезжала. Давно это было. Я еще совсем маленькой была. Но помню, как сейчас. Белую кожу, впалые, усталые глаза. Она все время кашляла и заслоняла рот платком. А потом служанки пытались его отстирать от кровавых пятен. Одна из них тоже заболела, а потом исчезла. Помню, повариха долго рыдала, что ее дочери пришлось уйти. Меня к маме в комнату не пускали, я только из окна могла и глядеть на ее поникший силуэт, худые, словно высохшие руки, дряблое лицо. Я все хотела поговорить с ней, рассказать, как жила во время ее отсутствия, помечтать о том, как мы заживем теперь, когда она вернулась насовсем...
– девушка помолчала.
– А она умерла. И поговорить с мамой удалось только раз. Да и то не разговор. Мама все шептала, что болезнь - это кара за грехи ее, что они все грешники. Отправляют на костер невиновных. Что Господь отступился от детей своих. Что и Микхале, и Дерни, и Винс, чье место ты, Демитрий, занял, убийцы! А Кристоф... Кристоф хуже всех! Мама говорила: он понимает, что делает. Понимает, что поднимает руку на невиновного... И все равно созывает людей на новый костер!
– Это большое обвинение. В ереси, - Демитрий сел на траву и прищурил глаза.
– Карен, ты ведь обвиняешь Кристофа в том, что он не верит в силу Господа. Ты понимаешь это?
– О чем ты?
– девушка отшатнулась от Демитрия, как от прокаженного.
– Я сказала, что все трое наших братьев - убийцы! Мы все... Мы не спасаем заблудшие души, мы убиваем невиновных!
– Это ложь!
– Демитрий встал и холодно кивнул девушке.
– На епископе, на нас, на карателях...
– с каждым словом он говорил все громче.
– Держится весь мир! Мы не можем сомневаться в наших братьях, в нашем деле. Больше мне нечего добавить!
Парень вскочил с насиженного места и поспешил в замок, который грозной тенью возвышался над полем в версте [7]от пары. Прошел в парадные ворота, не глядя на сторожевого. Так же быстро миновал лестницу, а затем без стука ворвался в покои.
– Кристоф, может, хватит проверок?!
Темноволосый черноглазый мужчина одних лет с Демитрием с загорелой кожей, немного резковатыми чертами лица и колючим от щетины подбородком поднял голову от своих записей и с удивлением посмотрел на гостя.
– О чем ты говоришь, Демитрий?
– О Карен, о ком же еще?
– Что с ней?
– Кристоф заметно нахмурился.
– Это бы я и хотел знать. Ты используешь ее как марионетку, как подстилку, как...
– Думай, что говоришь!
– Кристоф со всей силы врезал Демитрию.
– Я твой старший брат, она сестра, дочь высокого рода. И ты посмел...
– Она приходила ко мне с еретическими суждениями, говорила, что мы убиваем невиновных.
– Я поговорю с ней!
– отрезал Кристоф.
– Скажешь, что я прошел проверку на верность?
– Демитрий едва не расхохотался.
– Но знаешь, Микхале и Дерни может возмутить то, что ты считаешь себя старшим среди нас. У них ведь больше прав рассчитывать на эту должность, чем у тебя.
– О чем это ты?
– встревожился Кристоф.
– Это ты приказал Карен устроить мне проверку. Иначе она бы не стала выделять тебя среди других жрецов.
– Я ничего никому не приказывал. Если не веришь, идем вместе с ней поговорим, - Кристоф отбросил в сторону бумаги и поднялся, вслед за Демитрием вышел из комнаты.
Замок жрецов никогда не славился роскошью. Длинные полутемные коридоры, висящая кое-где паутина. Тот, кто впервые видел их жилище, поневоле начинал сравнивать жрецов с аскетами, истовыми служителями, безразличным к телесному комфорту.
Только частые гости - те, кто удостаивались чести проникнуть в покои самих жрецов -знали правду. Мягкие ковры, скрадывающие движения, золотые подсвечники на стенах, огромные зеркала, столы из красного дерева с ажурными ножками, широченные кровати, на каждой из которых поместилась бы большая крестьянская семья.
Такими же были и те покои, что принадлежали Карен. Но не убранство комнаты интересовало ее братьев.
– Где она?!
– Демитрий со злостью ударил по стене.
– Тебе лучше знать, - Кристоф еще раз окинул комнату взглядом.
– Можешь точно повторить, что она тебе говорила?
– Ересь! Что наши жертвы невинны, что мы не слепое оружие в руках Господа, не карающие за зло клинки, а самые настоящие убийцы!
– Дьявол!
– в глазах у Кристофа промелькнуло понимание, а затем он опрометью кинулся в коридор, моля про себя: "Только бы я ошибался!"
Жрец не ошибся.
– Я принесла вам воды. Выпьете, - она поднесла бокал к кровоточащим губам старухи. С высокой ножкой, россыпью камней на прозрачном стекле, он совершенно не гармонировал с остальной картиной: огромной пыточной камерой, ржавым молитвенным крестом, к которому была привязана еще не сознавшаяся жертва и самой ведьмой в разорванной одежде, с седыми волосами, что грязными прядями лежали на сером от грязи лице.
– Вам станет легче. Обещаю!
– Карен погладила ладонью морщинистую щеку.
– Выпьете, а затем я вас освобожу.
Пустое, невыполнимое обещание. Лишь только губы ведьмы коснулись воды в бокале, из тени выбрался Демитрий. Короткий взмах кнута. Карен закричала. Но разве мог какой-то жалкий крик остановить палача? Кнут со страшной силой полоснул девушку по руке, выбил бокал из трясущихся пальцев.
– Нечестивая! Тварь!
– заорал Демитрий, замахиваясь для нового удара.
Кристоф перехватил руку брата, сдавил ее, причиняя боль.
– Что?! Она предала нас, предала Господа, отдалась Лукавому...
Кристоф, вгляделся в полубезумные глаза Дамиана, чистые глаза Карен, потухшие глаза ведьмы и скрипнул зубами.
– Бей сильнее!
**********************************************************
Я открыла глаза, вздрогнула, мгновением позже села на кровать и прижала колени к своему лицу. Страшные картины все еще стояли перед глазами. Губы дрожали, да и по телу, как от страшного холода, проходила судорога за судорогой. В горле пересохло.