Дьявол по соседству
Шрифт:
Луис вздохнул.
– Но почему Мейси сумела побороть этот регресс? Почему сумел ты? Почему я еще не превратился в дикаря?
– Кто его знает, Луис. Возможно, в какой-то момент этот ген вывелся из твоего рода. Возможно, таких, как ты тысячи, а может, всего несколько человек. Что касается меня и девочки... боюсь, что возвращение рассудка носит лишь временный характер. Своего рода ремиссия.
Луис не знал, что ответить. Это была дикая и невероятная теория, хотя возможно, так оно и было. И это беспокоило больше всего. Ибо человек в душе был зверем, а цивилизация - не более чем иллюзией. Как сказал Эрл, красивым прикрытием, за которым кроется уродливый монстр... и за этим прикрытием можно было
Страшно становилось от мысли, что все, за что человек боролся и чего достиг, теперь разрушалось примитивным геном, биохимическими реакциями глубоко в микроскопических клетках.
– Я боюсь за человечество, Луис. Очень сильно боюсь. Что если этот регресс продолжится?
– задумчиво произнес Эрл.
– Что будет через год? Мы продолжим деградировать? Те люди, они еще не утратили способность говорить и мыслить логически. Но я бы сказал, они стремительно превращаются из Гомо сапиенс в Гомо эректус. Конечно же, это всего лишь предположение. Но на что мы будем похожи через пять или десять лет? Будет ли наша культура целиком и полностью забыта? Не превратимся ли мы в группы охотящихся австралопитеков? Не будем ли делать орудия из костей животных, бродить по вельду, по лесу или лугу, ведомые кровожадностью предков, пока наши города будут медленно превращаться в руины и воспоминания?
– Я не знаю, Эрл. Не могу больше думать.
Эрл покачал головой.
– Это то, что греки называют "губрисом", Луис.
– Губрисом?
– Да, губрисом. Когда человек задирает голову слишком высоко или поднимает свои достижения и устремления до божественного уровня, боги оказываются под угрозой. А раз им угрожают, они реагируют соответственно - уничтожают его. И мы - мы все - несомненно, ведем себя, как боги, не так ли? Убиваем друг друга, ведем войны, насилуем планету, истребляем другие виды, уничтожаем все, что встает у нас на пути... да это определенно сфера деятельности богов, а не людей. И теперь природа, Бог, или во что ты там веришь, ставит нас на место. Если это не карма, то я не знаю, что это.
Луису хотелось расплакаться, поскольку он стоял на пороге Судного дня. Хотелось разрыдаться у этой угрюмой мраморной могилы цивилизации и человечества. Господи, это же абсолютный ужас!
Эрл вздохнул.
– У меня болит голова. Боже, как же болит голова. Мне нужно воспользоваться твоей ванной, Луис. Нужно умыться. И поссать. Да, поссать в унитаз, как человек, а не на дерево, как собака, метящая территорию.
– Он встал, пошел, было, из гостиной, но повернул назад.
– Ты был хорошим соседом, Луис. Самым лучшим. Я всегда считал тебя особенным, и теперь знаю это наверняка.
Но Луис покачал головой.
– Я не такой. Я не особенный.
– Нет, такой, - сказал старик.
– Ты не терял рассудок, как все мы. Ни на секунду. Та штука не смогла запустить в тебя свои когти, и это делает тебя особенным, Луис. Очень особенным. Возможно, ты - последний из адекватных людей. Вид, приближающийся к вымиранию. Последний
– Я не понимаю, что ты пытаешься сказать, Эрл. Не понимаю.
– Приобретенный рефлекс, культурный инстинкт, мой друг. Эти вещи составляют основу поведения каждого существа. Тебя нужно учить, как делать бумажный самолетик, но никому не нужно учить тебя, как делать оружие. Понимаешь, это - из области инстинктивного. Как и желание убивать.
– Они делают оружие, Эрл... копья, дубинки, и все такое. И знаешь, что? Они все рабочие. Я бы подумал, что создание копья, которое можно бросить и даже поразить им цель, является неким искусством. Что для этого требуются некоторые технические расчеты. Трудно поверить, что те дикари так быстро с этим разобрались.
– Им не пришлось разбираться, Луис. Они знали все на инстинктивном уровне.
Эрл привел ему небольшой пример. Во Франции, в долине Роны, бобры веками строили свои плотины и "хатки", так же, как бобры по всему миру. Но потом с приходом европейского пушного промысла, бобры были доведены охотой на них почти до полного исчезновения. Остались лишь считанные единицы. Несколько сотен лет не было ни плотин, ни "хаток". Затем французское правительство взяло под защиту небольшую популяцию бобров в долине Роны. За десятилетия их численность возросла. Затем, впервые за несколько сотен лет бобры начали строить плотины и "хатки" в притоках реки Рона. Строительство плотин и "хаток" требует очень сложных совместных усилий... но никому не пришлось учить бобров, как это делать, они сами все знали. И плотины в Роне полностью идентичны тем, которые были построены американскими канадскими бобрами. Культурный инстинкт в действии.
– А те наши друзья, Луис. Никому не пришлось учить их тому, что знали их предки. Это - генетическая память. Они знают, как выживать. Как убивать, как делать оружие, как разделывать тушу и сдирать шкуру. Культурный инстинкт.
Пока Эрл отсутствовал, Луис нашел оружейный шкаф Майка Содерберга. Разбил стекло молотком и проверил содержимое шкафа. Сам он не был профессиональным стрелком, поэтому схватил оружие, с которым был знаком: Полулегкий "Винчестер" с продольно-скользящим поворотным затвором, калибра .30-06. У его отца был такой. В детстве ему не раз приходилось стрелять из него. Он зарядил магазин патронами "Спрингфилд", распихал еще несколько по карманам.
– Нам лучше убираться отсюда, Эрл, - сказал он, когда старик вернулся.
– Куда?
– Пока просто отсюда.
Они вышли вдвоем на крыльцо. На улице было тихо. Но Луис сразу же почувствовал неприятное ощущение в желудке, и его нельзя было объяснить с точки зрения таких пустяковых вещей, как разум или логика. В этом ощущении было что-то древнее. Чувство обреченности.
– Не думаю, что мы здесь одни, - сказал Эрл.
Что-то шевельнулось в кустах, и Луис, не колеблясь, вскинул ружье, передернул затвор и выстрелил. Ничего не произошло, лишь звук выстрела эхом разнесся вокруг. Никакого движения.
– Уходим отсюда, - сказал Луис.
Держа ружье поднятым, он вывел Эрла на тротуар. Он знал, что в доме оставаться небезопасно, и на улице тоже. Дикари были близко, и он чувствовал их запах. Смрад маслянистых шкур и мокрых собак. Что-то метнулось через улицу. Луис замешкался. Что-то шевельнулось за припаркованной машиной. Он выстрелил, выбив лобовое стекло. Эрл повернулся к нему, открыл рот, чтобы сказать что-то... ну потом хрюкнул и шатнулся вперед. Из поясницы у него торчало древко копья. Рот у него наполнился кровью, и он, издав булькающий звук, упал на колени.